– Или надеть на голову.
– Я вернусь через две минуты! С вами все будет хорошо?
– Да, думаю, да. – Я говорю это уже тротуару, свесив голову между колен. Мои солнечные очки соскальзывают с влажного носа, и у меня нет сил их поднять.
Через минуту я снова вижу его кроссовки. Он отвинчивает крышку бутылки с водой и протягивает ее мне. Он высокий, с длинными вьющимися волосами поверх воротника пальто и с густой бородой.
Он держит несколько коричневых бумажных пакетов из-под сандвичей.
– Спасибо, – говорю я, жадно глотая воду. Он внимательно наблюдает за мной, будто бы изучая.
Я отставляю бутылку и улыбаюсь, а он кивает, будто чего-то ждет.
– Огромное спасибо, что спасли меня, – продолжаю я. – Не знаю, как вас и благодарить.
Он не сводит с меня пристального взгляда. Слишком пристального. Неудобного. За этим взглядом стоит нечто больше, чем просто беспокойство… И тут до меня вдруг доходит. Я ощущаю покалывание на коже.
Я тянусь за очками и торопливо их надеваю. Мои руки снова дрожат, и их примеру следует все тело.
Это же он! Парень с пустоши. Он теперь с бородой. И он спас меня.
Он снимает пальто и набрасывает мне на плечи.
– Вам надо согреться. Может, зайдем внутрь?
– Нет-нет, – отвечаю я. – Мне нужен свежий воздух. Я останусь здесь.
Он пододвигает стул и садится рядом со мной. Я чувствую себя косноязычной и неуклюжей, совершенно не представляя, что же сказать.
– Не знаю, как вас и благодарить, – повторяю я, клацая зубами. – Правда. Я уж думала, мне конец.
– Я тоже думал, что вам конец, – отзывается он. – И я рад, что вы все еще здесь. Целая и невредимая.
Я гляжу на него и улыбаюсь. Я вижу ясно, что он узнал меня.
Повисает длительное молчание.
– Ну да, – нарушаю я его первой, – это я.
Он улыбается:
– И с вами чертовски все хорошо, верно?
– Хорошая борода, – хвалю я. – Это маскировка?
Он смеется, любовно проводя по ней рукой.
– Просто лень бриться. Я плохой хипстер. Кстати, хорошие очки. Если говорить про неудавшуюся маскировку.
– Она никогда не была моим коньком. – Мои зубы все еще стучат.
Он откидывается на стуле и искоса смотрит на меня.
– Вам уже лучше?
Я усмехаюсь:
– В смысле, если не считать трясучки и рвоты?
– Вас снова тошнит? Если да, я, пожалуй, уберу ноги подальше.
– Я же извинилась, – говорю я. – Я чувствую себя ужасно. Но пока ваши ноги в безопасности.
– Это обнадеживает. – Он все еще смотрит на меня, в его глазах пляшут искорки.
– Вам, наверно, интересно узнать, почему я все еще жива?
Он наклоняет голову:
– Хорошо, что вы об этом заговорили.
Я отпиваю еще немного воды.
– Я вам не лгала. Это не было какой-то уловкой в целях заигрывания. Мне действительно поставили смертельный диагноз.
Он глядит на меня так, словно не сомневается в моих словах.
– Несколько месяцев я готовилась к загробной жизни, или пустоте, или к чему-то еще. Но мой врач допустил ошибку. Они перепутали результаты анализа.
– Ух ты, – произносит он.
– Вот такое вышло недоразумение.
Он наклоняется вперед.
– Подумать только, и вы чуть не упустили свой второй шанс.
– Это точно! Спасибо, что спасли меня. И извините за кроссовки.
– Могло быть хуже.
Я киваю и глотаю еще воды. Он барабанит пальцами по столику.
– Это немного странно, так ведь? Немного формально. Учитывая обстоятельства, – хмыкает он.
– Разве что совсем немного.
– Как вы сейчас себя чувствуете?
– Кажется, лучше.
– Не хотите прогуляться со мной?
– Без всяких излишеств?
– Без излишеств, – подтверждает он.
– Возьмите свое пальто, я уже в порядке.
– Уверены?
– Я и так тепло одета. – Я поднимаюсь и пошатываюсь.
И чувствую внезапный спазм – более сильный, чем когда-либо прежде. Я наклоняюсь над столом, держась за живот.
– Черт!
– Что случилось?
– Ничего, просто… ну… – Я стараюсь дышать глубоко. – У меня спазм.
– Вот, дышите в пакет. – Он открывает один из бумажных пакетов и сует мне его под нос. Я беру пакет, при этом опершись на его руку.
– Дышите медленнее, – советует он.
Я замедляю дыхание, ощущая головокружение от боли. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Пакет расширяется и сжимается. В конце концов боль ослабевает.
– Все хорошо, – говорю я, медленно выпрямившись. – Все прошло. Это сработало.
Я выдыхаю с облегчением и отпускаю его руку, а он сминает бумажный пакет и убирает в карман.
– Вы начинаете меня пугать, – замечает он. Затем переводит взгляд на мой живот – и изменяется в лице. – Вы не думаете, что вам нужно в больницу?
– Нет-нет, я в порядке, честно. – Я застегиваю пальто на животе. – Мы уже можем пойти прогуляться?
– Я считаю, мы должны. – Однако он все еще выглядит настороженным: – Больше никаких спазмов?
– Никаких спазмов.
– Но дайте мне знать, если что-то изменится.
– Думаю, вы сами узнаете.
Мы переходим дорогу, внимательно проверив, нет ли поблизости машин и сумасшедших, и возвращаемся через ворота в парк.
– Я не знаю вашего имени, – говорит он с некоторой долей смущения. – Мы ведь не сообщили друг другу свои имена, верно? Не стали заморачиваться такими мелочами.
– Я знаю. Забавно вышло. Я – Дженнифер.
– Лео.
– Лео, – повторяю я. – Отсюда и хорошие волосы
[53].
– Вы верите в подобные штуки?
– Нет.
– Слава Богу!
К нам приближается группа женщин.
– Доброе утро! – здороваются они.
– Доброе, – дружно отвечаем мы с Лео.
– Чудесный день.
– Да, – так же в унисон отзываемся мы. Мне даже кажется, что мы давно уже гуляем вот так вместе.
– Так чем вы занимаетесь, Лео? Ведь этот вопрос должен быть следующим?
