– А как же все мои проекты? Моя команда?
– Кто-нибудь прикроет, Дженнифер. Только временно. Я не говорю, что это навсегда, потому что, возможно, отдых пойдет тебе на пользу.
Я понимаю, что он просто пытается быть милым, смягчая удар.
– Но ведь этого не случится, правда, Фрэнк? Я уже не вернусь на работу… – Я ощущаю слабость. – Вот и все. Не так ли?
– О, Дженнифер! – Фрэнк смущенно переминается с ноги на ногу, и я готова поклясться, что он пытается сдержать слезы. Он испускает глубокий вздох. – Мне очень жаль. Правда. Но никогда не знаешь наверняка. Все еще может измениться к лучшему. Не сдавайся без боя, это не в твоем стиле.
Фрэнк просто ничего не знает о моей личной жизни.
– Спасибо, Фрэнк. За все. Надеюсь, ты прав.
Он кладет руку на мое плечо и крепко его сжимает:
– Мы позаботимся, чтобы ты не осталась без присмотра. Если тебе что-то понадобится – все, что угодно, – просто позвони мне. Мы с Пэтти сохраним все в секрете. Уверен, что никто не свяжет случайное кровотечение из носа с чем-то большим, и, зная людей, могу сказать – вероятно, они уже забыли об этом. И не волнуйся, я прослежу, чтобы Пэтти не проговорилась. Мы придумаем, как объяснить твое отсутствие. Возможно, отпуск по семейным обстоятельствам. Эту причину никто и никогда не ставил под сомнение. Она объяснит и внезапность, и отсутствие обычной вечеринки и торта.
– Это не лишено смысла, – замечаю я. – Хотя торт бы мне не помешал.
Он криво улыбается, а потом вдруг неожиданно меня обнимает. Я чувствую запах пота из его подмышек.
Бедный Фрэнк. Должно быть, он ненавидит это делать.
Я рыдаю всю дорогу до дома.
Знаю, я веду себя безответственно и должна вернуться к врачу – я ведь еще не перенесла ту отмененную встречу с ним, – и возможно, это просто затянулась стадия отрицания, но я надеюсь, что пара дней с Гарри в спа-салоне помогут. Конечно, если ничего не изменится, я пойду к доктору Маккензи на следующей неделе, и он наверняка будет настаивать, чтобы я начала принимать лекарства. Вероятно, мне придется. Может, я даже захочу.
Я пишу Гарри:
«Мне пришлось бросить работу. Расстроилась».
К моему изумлению, ответ прилетает мгновенно:
«Еще больше причин подсластить тебе выходные».
Его слова меня несколько утешают, но все равно новые симптомы проявились весьма некстати. Жаль, что они не дождались конца выходных, когда Гарри, несомненно, снова уедет. Пусть это и мелочь в сравнении с остальным, но я не хочу, чтобы кровотечение или рвота испортили наши короткие каникулы вместе.
По правде говоря, раньше Гарри никогда не был склонен к сочувствию, когда у меня случалось что-то вроде простуды. Или головной боли. Или, упаси Боже, ПМС. Не знаю, почему я возлагаю на него свои предсмертные надежды сейчас. Но надо отдать ему должное: он определенно стал более внимателен. Жаль только, что потребовалась смертельная болезнь, чтобы изменить его. Почему мы начинаем ценить то, что имеем, лишь когда рискуем это потерять?
День 55-й
Сегодня приезжает Изабель, и это действительно поворотный момент. Я сказала ей, что перестала работать, и она прибудет пораньше, чем планировала, чтобы успеть потом забрать девочек из школы.
Я прибралась в доме, как могла, пропылесосила и отполировала, хотя это меня и утомляет. Просто не хочу, чтобы мое жилище ее разочаровало.
Изабель приносит мне прекрасный букет цветов.
Мы обнимаем друг друга и проходим в гостиную.
– Последний раз я была здесь целую вечность назад, – замечает она, оглядываясь. – Даже не помню когда.
Она собирается снять пальто, но затем передумывает.
– В этом доме чертовски холодно, Джен. Может, поэтому ты и заболела.
– У меня же не грипп, Изабель.
– Нет, – кивает она, – определенно нет. Извиняюсь. Слушай, не знаю, стоит ли говорить об этом, но ты в курсе, что твои глаза налиты кровью?
– Это из-за недавней рвоты.
– О, Дженнифер, – охает она, прикрыв ладонью рот. – Это ужасно! Бедняжка, моя дорогая бедняжка… – Изабель поеживается. – Извини за беспокойство, но у тебя нет какой-нибудь грелки? Я не привыкла к холоду и могу простудиться.
– Конечно. Это было бы весьма некстати.
Мы стоим на кухне, а она болтает о разных мелочах, пока закипает чайник. Я делаю ей кофе, потом начинаю очищать имбирь.
– Ты пьешь имбирный чай? – спрашивает Изабель.
– Ага. Хочешь?
– Я люблю имбирный чай.
– А я тебя совсем не знаю, верно? – усмехаюсь я.
Мы возвращаемся в гостиную, и она устраивается в кресле, съежившись и сунув бутылку горячей воды под пальто, обняв чашку и грея руки.
– Очень милая комната, Дженнифер, – произносит она, оглядевшись.
– Ты так говоришь из вежливости.
– Возможно, – соглашается она. – Немного. Но, по крайней мере, я пытаюсь.
Мы обе смеемся.
– Так как же ты справляешься со всем этим? Я имею в виду, в одиночку?
– Я больше не одна, – отвечаю я. – Мы с Гарри снова вместе.
Ее брови взлетают вверх.
– Я ему тоже послала письмо. И он проявил себя с лучшей стороны. Завтра он везет меня в спа-салон.
– Это так мило. – Она замирает на миг. – Я так рада за тебя! Тебе нужен кто-то. Каждому кто-то нужен. Надеюсь, в этот раз он будет к тебе добрее.
– Не так уж много вреда он может причинить за пятьдесят пять дней, – замечаю я.
Изабель кашляет, поперхнувшись чаем.
– Ты считаешь дни?
– Да.
– Но почему? Это ужасно. Я имею в виду, это… как будто находишься в камере смертников.
– Я и правда в камере смертников.
Она отводит взгляд.
– Просто это кажется неправильным. Слушай, я хотела предложить тебе пожить у нас. Я позабочусь о тебе. Если, конечно, Гарри не живет с тобой?
– Это очень мило. Спасибо.
– По крайней мере, у нас теплее.
– Но я лучше останусь здесь. Не то чтобы Гарри жил со мной. Работа отнимает у него много времени. Он чаще находится за границей, чем дома, и, кроме того, у него есть прекрасная квартира в городе, с потрясающим видом на «Осколок».
– Боже! – Изабель, кажется, впечатлена. – Подумай о грязном воздухе в центре.
Я фыркаю:
– Да. Наверняка он в курсе.
– Ну что ж! Мое предложение будет в силе, на случай если ты передумаешь. Но ты должна что-то сделать с отоплением.
– Я в порядке, Изабель. Я к этому привыкла. Честно говоря, я даже не замечаю холода.
