– Спасибо.
– И… и…
Боже мой, у нее слезятся глаза!
– И больше всего я сожалею о детях. Как дошло до того, что ты даже не смогла рассказать мне о чем-то настолько важном? Это ужасно! В смысле, я знаю, что мы живем по-разному, но я была бы рядом с тобой, Дженнифер. И я тебе обещаю, я буду рядом.
– Изабель, – произношу я дрожащим голосом. – Нам обязательно сидеть друг напротив друга? Можно я сяду рядом?
Она кивает. Задерживает дыхание. Я обхожу оттоманку и сажусь рядом с ней. Изабель смотрит прямо на меня.
– Я буду скучать по тебе, – говорит она. Ее ресницы дрожат, плечи напряжены. – Только ты осталась – больше нет ни мамы, ни папы. Только ты и теперь еще вот это. Ты не должна уходить первой! Когда я получила твое письмо, это было как кинжал в сердце. Я потрясена твоими новостями.
Я уныло вздыхаю.
– Прости, что написала, а не сказала при встрече, но мне требовалось это сообщить. И я думала, что, если ты прочитаешь это в письме, у тебя будет время поразмыслить. И еще я боялась. Это был непростой, эмоциональный поступок. Я рада, что ты смогла принять все так, как было задумано. Я рада услышать твою сторону. И мне жаль, что я принесла такие паршивые новости.
Я смотрю на нее, стараясь не заплакать.
– Мое лицо выглядит так ужасно?
– Нет! Нет! Нисколько. Я на тебя слишком пялюсь?
Она качает головой:
– Я такая идиотка, Дженнифер. Все, что я делала, – цеплялась за свою красоту ради жизни. А теперь только взгляни на меня, – стонет она. – Но все уладится само собой. Доктор сказал, что это пройдет… О чем я только талдычу? Как будто это имеет значение.
– Имеет, – возражаю я, – все имеет значение.
Изабель изучающе смотрит на меня и кивает:
– О Боже, Джен. Ты такая добрая и заботливая. Ты получила не только умные, но и мягкие гены. В любом случае, ты знаешь, что ты красивая, правда? Ты хорошо следишь за собой. Просто посмотри на себя. Ты больна, но выглядишь потрясающе.
Я усмехаюсь двусмысленному комплименту.
– Но мне все равно не помешал бы приличный макияж, верно?
– Ага, он бы не повредил. – Изабель смеется, а потом вздыхает: – Как много мы пропустили в жизни, Дженнифер. В твоей жизни. В нашем сестринстве. Мы потратили так много времени на пустяки.
– И на гордыню, – вставляю я. Ее неожиданная теплота вызывает настоящий хаос в моих эмоциях.
– Вот опять ты со своими мудреными словечками, – улыбается Изабель.
Я неловко смеюсь, ощущая, что на глаза наворачиваются слезы.
– Не плачь, – просит сестра, хотя обычно это говорю я. Она встает и приносит мне салфетку. – Я не хотела, чтобы ты плакала. Хотела только извиниться.
– И ты думала, что это не вызовет у меня слез?
– О, я сейчас тоже не удержусь… – Изабель обнимает меня, разражаясь сильными, горькими рыданиями.
И так мы плачем в объятиях друг друга. Отпуская ситуацию вместе, осознавая свою любовь и сожаление. Кажется, нам давно стоило это сделать. Это похоже на то, что мы должны – и могли бы – иметь. Это похоже на освобождение от многолетнего сдерживаемого разочарования. На осознание того, что две жизни, которые должны были идти параллельно, как-то разветвились на перекрестке и сбились с пути…
И тут Мартин просовывает голову в дверь.
Кажется, наш вид его озадачивает. Мы откинулись на спинку дивана: я сижу рядом с Изабель, держа ее за талию, а ее рука обнимает меня за плечи. Сейчас мы так близки, как я всегда мечтала.
– Ужин готов, – неловко произносит он. – Если вы готовы идти, конечно.
– Мы выйдем через секунду, – сообщает Изабель, умудрившись рявкнуть на него даже сквозь рыдания.
– Ладно. – Мартин быстро пятится и скрывается за дверью.
– О Боже, – морщится Изабель. – Знаю, в твоем письме ты сказала, что мне стоило бы быть милее, но иногда его нужно направлять. – Она смеется. – Однако он неплохой человек. Отличный отец и отличный адвокат. Нельзя же получить сразу все.
– Но ты неплохо справилась, – замечаю я. – По моим подсчетам, девять из десяти. По десятибалльной системе.
– Семерка, – уточняет Изабель. – Секс сошел на нет. Пускай будет пять.
– Значение секса переоценено.
– Рассказывай мне, – хихикает она. – Вообще-то, это даже к лучшему. С детьми всегда так устаешь…
– Понимаю, – говорю я.
– О нет! – Изабель качает головой. – Так было не всегда. Мартин был великолепен вначале, в отличной форме, помнишь? Так хорошо выглядел. Но потом он распустился. На работе ведь трудно нормально питаться. Он почти все время проводит с клиентами. Однако секс все равно приедается, разве нет? Через какое-то время. – Она делает паузу. – Всегда одно и то же.
– Мой последний роман давно закончился, и я уже не помню. Но спасибо! Ты отличная реклама для того, чтобы оставаться незамужней.
– Я тебе завидую.
– Не говори глупостей.
– Правда, – произносит сестра. – Так и есть. Твоя жизнь всегда казалась мне захватывающей. Ты была такой свободной… после развода. И мама говорила о том, как замечательно ты справляешься со своей работой. В отличие от меня. Я застряла дома. Я была тогда недальновидной. Спешила обзавестись семьей, и это получилось не так быстро, как я надеялась. Но лучше бы я получила сначала какую-нибудь специальность. Я ведь никогда не работала и не достигла ровным счетом ничего.
– О, Изабель. Это просто смешно. У тебя две прекрасные дочери. Что может быть лучше? И какие достижения есть у меня? Средняя оценка по экзаменам и список неудачных романов – за всю ту мегаинтеллектуальную мощь, которой я якобы обладала.
Изабель протягивает руку и поворачивает мое лицо к себе.
– Я люблю тебя, Дженнифер, – говорит она. – И мне очень жаль.
– Я тоже тебя люблю, – откликаюсь я. Едва ли и это мы говорили друг другу раньше. Сегодня мы сказали так много в первый раз – и слишком поздно.
– Спасибо за письмо. Это было очень смело… Я ведь не законченная стерва, правда?
– Нет, ну что ты, – заверяю я. – Только в половине случаев.
Мы дружно смеемся и обмениваемся прощающими улыбками. Я чувствую себя потрясающе.
Я устроила так, чтобы все это произошло! Сделала что-то хорошее для наших с Изабель отношений.
Не то чтобы я думаю, что теперь она другой человек. Она осталась точно такой же, как всегда. Я убеждаюсь в этом за семейным ужином. Она по-прежнему властная и контролирующая, но я вижу, как относятся к ней ее муж и дети. Они принимают ее такой, какая она есть, и любят за это. Это интересно наблюдать с позиции принятия, а не сопротивления и страха. Ее поведение ощущается теперь совсем по-другому. И не потому, что я смотрю на нее сквозь розовые очки или пытаюсь обелить прошлое. Просто теперь я понимаю ее намного лучше.
