– Идет, – соглашаюсь я. – Я тоже хочу полностью сосредоточиться на тебе.
Оливия поворачивается к консультанту:
– Ничего, если Дженнифер сделает фото? Я согласовала это с Венецией, и она дала «добро».
– Да, она говорила мне. Конечно, без проблем.
Оливия оглядывается на меня:
– Можешь снять на свой телефон? А то вдруг я случайно покажу Дэну.
Я смеюсь:
– Конечно.
И она выходит передо мной в каждом платье, принимая самые разнообразные позы.
На мгновение я представляю, что присутствую на ее знаменательном дне. Тут я могла бы загрустить, но вспоминаю, что в мою жизнь вернулся Гарри, и решаю остаться счастливой.
Администратор в «Клубе Искусств» любезен и приветлив. Здесь пахнет роскошью и богатством, дорогими свечами, наполняющими воздух ароматом корицы и гвоздики, пьянящим лосьоном после бритья и дорогими духами. Наверняка все это прекрасно, но для меня немного чересчур. У меня даже кружится голова.
Мы проходим через элегантный зал, наполненный гулом разговоров, следуя за модно одетой официанткой. Красные подошвы ее «лабутенов» мельтешат на полированном черно-белом мраморном полу. Мы идем мимо роскошного бара, кожаные табуреты которого заняты молодыми банкирами в строгих костюмах, едящими устрицы, пьющими шампанское, уткнувшимися в смартфоны из страха что-нибудь пропустить.
Это место пахнет деньгами, здесь полно русских, американцев, арабов и европейцев. Я чувствую себя так, словно мне подарили прощальный взгляд на сверкающий мир Оливии. Нас проводят к столу и принимают заказ.
– Ну так что, расскажи мне о Гарри, – начинает Оливия.
– Он позвонил мне, – я усмехаюсь.
– Когда?
– Не знаю, может, пару дней назад. Пригласил выпить.
– И ты не позвонила мне сразу?
– Я знала, что ты будешь волноваться обо мне.
– Почему же? Мне стоит волноваться?
– Нет. Он был великолепен.
– Отлично! – Оливия отпивает шампанское и смотрит на хлебную корзинку. – Во французском багете ведь нет углеводов, верно? А, да и хрен с ним. – Она берет кусочек и начинает намазывать его маслом. – Давай определим значение слова «великолепен», когда оно употребляется по отношению к Гарри.
Я сокрушенно цокаю языком. Оливия никогда не станет хорошо к нему относиться – даже теперь, когда он позвонил мне.
– Похоже, он искренне беспокоился за меня. Был очень добр и заботлив.
Оливия жадно жует хлеб.
– Кто бы мог подумать? Старина Гарри выполз из своей норы и поступает правильно. Вот уж никак не ожидала.
Ее слова звучат так холодно, что, если бы вы могли взять их в руки, они бы немедленно сломались, как тонкие хрупкие льдинки.
– Так где же Мелисса? Бросил и ее тоже?
– В некотором роде.
– Все еще боится обязательств?
Я свирепо смотрю на нее.
– Да брось, – отмахивается она, – сними эти розовые очки. У него проблемы, не так ли? В смысле, давай не будем перехваливать этого придурка. Ему почти пятьдесят, он никогда не был женат, и он поступил с тобой паршиво. Ты горевала несколько месяцев после его ухода. Или забыла?
– Спасибо, что напомнила, – говорю я. – Тебе не приходило в голову, что мы все могли ошибаться? И что теперь он хочет быть со мной? Заботиться обо мне. И я тоже этого хочу!
Оливия морщится:
– Правда?
– Да!
Она удивленно наклоняет голову.
– А, ну да. Не обращай на меня внимания. Прости, прости, прости… – Она закусывает нижнюю губу. – Ах, Джен, я такая пустомеля! И это, наверно, странно выглядит. Как будто я все еще злюсь на него. И мне было странно примерять эти свадебные платья… зная, что тебя там не будет. И… я не знаю… Гарри. Конечно, это хорошо, если он будет рядом с тобой. Я рада, честно. Я ведь знаю, как много этот кусок дерьма значит для тебя!
– Спасибо, – криво ухмыляюсь я. – Не буду спорить.
Официант приносит наши салаты.
Оливия ворошит вилкой свой латук.
– Я просто хочу для тебя самого лучшего, – произносит она, – будь осторожна.
– Знаю. Ты как родитель. Говоришь жесткие вещи, но только в моих интересах.
– Ну, кто-то же должен… Слушай, а теперь посмотрим фото? Нам нужно решить, какое из этих чудесных платьев подходит мне лучше всего.
Мы принимаемся обсуждать каждое платье, пока едим, а потом задумываемся каждая о своем. Оливия прерывисто вздыхает, допивает свое шампанское и заказывает еще бокал.
– Ты довольно много пьешь, – говорю я. – Все в порядке?
– Ты не пьешь. Вот поэтому и замечаешь. Но в любом случае я в порядке. А ты как? Если честно, выглядишь уставшей.
– Это теперь мой постоянный вид. Привыкай к этому.
– Нужно отвезти тебя домой, – решает Оливия.
– Уж лучше я проведу время с тобой, чем стану созерцать свой пупок дома, это точно.
Она откидывается на спинку стула и вытягивает свои длинные ноги.
– Черт, Дженнифер! Все кажется настолько нормальным, что я почти забываю ужасную правду. Как будто мы начинаем верить в альтернативную реальность.
– Может, так и нужно. Лишь бы помогало.
– Верно. – Оливия, слегка улыбаясь, вертит на пальце свое обручальное кольцо. – Письма помогли, не так ли?
– Так и есть. Спасибо. Именно ты вдохновила меня на это.
У меня почти слетает с языка, что завтра я собираюсь с Анной-Марией к целительнице – мастеру рэйки, но затем я снова включаю голову. Я знаю, Оливия наверняка скажет, что я чокнулась, и совсем недавно я вполне могла бы с ней согласиться.
Но что, если я не сошла с ума?
Что, если Анна-Мария – единственная из нас, кто прав?..
День 67-й
Вождение Анны-Марии меня шокирует.
Она подрезает водителя грузовика, да еще и орет на него, как будто это его вина. Он показывает ей средний палец, и она сигналит:
– Пошел ты!
– О Боже, – говорю я, – Анна-Мария, ты чуть не убила нас!
Я понимаю, что все еще хочу жить, потому что погибнуть в аварии вышло бы быстро и не слишком мучительно, но я пока предпочла бы этого избежать.
– Не-а, – легко откликается она. – Я буду жить до девяноста пяти лет. Это написано в моей карте рождения. Жаль, что ты не сделала такую же – ты могла бы лучше подготовиться. Могла бы изменить свою судьбу.
Чуть ранее я уже рассказала Анне-Марии свою новость.
– Большое спасибо, – говорю я. – Но, возможно, тебе стоит получить второе мнение.
