Руди! Я должна тебе это написать. Последние несколько недель каждый вечер у меня поднимается температура до 38 и выше. Не хотелось обращать на это внимание и ходила в лабораторию каждый день. Но однажды утром не смогла пойти. Мне сделали рентген, и он показал, что у меня «плеврит, туберкулез гланд в запущенной стадии и туберкулез легких в начальной». Гланды нужно удалять полностью и немедленно. Думаю, что все это чепуха и через две-три недели снова буду здоровой. Врач сказал, что потом мне нужно будет ехать в санаторий. Но это не так просто. Сначала надо получить разрешение на отпуск в институте. Для этого нужно пройти через формальности: специальная врачебная комиссия и так далее, но я думаю, что при моем диагнозе разрешат.
Моя дорогая девочка! Я хочу быть рядом с тобой. Космические лучи снова сработали: мне кажется, я чувствую твою боль и вижу тебя во сне и наяву. То есть я имею в виду вторую грань тебя. До третьей я еще не добрался. Но уверен, что полюблю и ее. Ландау целыми днями спорит со мной: о физических теориях, о кинофильмах, о классификации женщин, обо всем на свете.
Руди, я пробуду в больнице недели две – больше, чем я думала. Вечно со мной всякие осложнения. Ужасно. Хотя мама и скрывает, я вижу, как она переживает за меня.
Дорогая милая Женя! Я смотрю на снежные горы из окна моей комнаты. Я знаю, мы будем там с тобой вдвоем, ты и я. Все будет хорошо. Привет от Ландау. Он вернется в Ленинград в марте, но чуть позже меня.
Мой дорогой мальчик! Ничто не приходит и не уходит бесследно. Жизнь, любовь – это «векторы». Они имеют не только длину, но и направление. Они динамичны, а не статичны. Каждую минуту что-то теряется и что-то находится. Направления «векторов» меняются. Да? Изменения могут быть большими. После писем от тебя я встречу тебя в марте не такой, какой была бы, если бы их не получала. Думаю, что я тебе даже больше понравлюсь. Руди, эти месяцы и это море чернил между нами что-то означают, да? Мы будем очень хорошими друзьями. Дружба труднее любви. Серьезно, ты меня любишь? О Ландау. Я рада, что он тебе нравится. Уверена, что я никогда не поссорюсь с ним. Он очень «хороший мальчик», маленький мальчик, и я не воспринимаю серьезно ни что он говорит, ни что делает. Это все настолько мальчишеское, что можно только смеяться, как мы смеемся, когда десятилетний мальчишка рассуждает о мировых проблемах, любви и о чем-то в этом роде. У него сердце мужчины (ты понимаешь?), но все остальное от ребенка. На все случаи жизни у него есть теория или классификация. Он очарователен. Я ужасно люблю его как младшего брата. Не могу видеть его несчастным. Дорогой, мне трудно писать, у меня все еще температура.
Моя дорогая девочка из Одессы! Я смотрю на твою фотографию и говорю: «Больше никаких больниц!» Если бы я мог быть с тобой, я был бы нежным, заботился бы о тебе и сделал бы все, чтобы ты забыла о боли. Вместо этого я в Цюрихе. Осталось меньше двух месяцев! Что касается Дау, дорогая, думается, что ты должна относиться к нему немного серьезнее. Конечно, ты права, он любит дурачиться. Но многие его идеи и в физике, и в жизни важны и интересны. Разумеется, я не всегда согласен с ним, но его идеи новы. Многие ведут себя глупо по отношению к нему, потому что он злит их (ему это нравится). Они дают ему почувствовать, что у него нет никакого опыта в жизни, особенно в любовных делах. На мой взгляд, ты должна немного изменить свое мнение о Дау еще и потому, что за эти месяцы в Европе он заметно изменился. Кстати, мы почти закончили с ним статью. Работаем день и ночь. Доброй ночи, крепко тебя целую. Попробую взять на себя часть твоей боли.
Руди! Два дня назад я начала потихоньку работать, хотя врач и запретил. Пока я работаю в другом институте, намного ближе к дому. Ты знаешь, что я очень независима, могу выйти из любого жизненного положения, но болеть я могу только дома с мамой. Когда я больна, а мамы нет рядом, я в отчаянии. Становлюсь избалованной маленькой девочкой. Помнишь качку и шторм на «Грузии»? Там была собачка, с которой мы вместе прятались под лодкой; она смотрела мне в глаза не отрываясь. Тогда наши с тобой глаза впервые встретились и застыли. Я впервые подумала, что, возможно, я для тебя не просто приключение. Нежно целую тебя, дорогой. Не волнуйся, у меня нет бацилл Коха.
Женя, ты должна быть серьезной. Твоя болезнь и так затянулась. Женя, если ты не будешь слушать врачей, ты еще долго не поправишься. Сейчас читаю Чехова по-русски, Fabelhaft! Читаю уже гораздо быстрее, чем раньше, и практически без словаря. Остался только месяц.
Дорогой Руди! Я пишу тебе из лаборатории. Вот здорово! Ехать в санаторий мне пока не разрешила комиссия. Никакого отпуска. У меня все еще температура по вечерам, около 37,8, но по утрам уже только 37,2. Я стараюсь работать понемногу – болеть такая скука. Если температура повысится, мне дадут отпуск дней на десять, и я поеду в санаторий. Мой дорогой, дорогой, дорогой, за последние четыре дня я написала тебе десять писем, но все в уме. Это одиннадцатое. Зато я послала тебе телеграмму. Надеюсь, ты догадался, что это от меня, – у меня не хватило денег на подпись. Остался всего месяц, но мне хочется, чтобы ты пришел ко мне сегодня. Может быть, я встречу тебя на вокзале? Напиши, что ты об этом думаешь. Руди, спасибо тебе за письмо. Целых четыре страницы любви! Когда я получила его и прочла, думала, что взорвусь и разлечусь на тысячу частей.
Дорогая девочка! Я был так рад получить от тебя телеграмму. Разумеется, я понял, что она от тебя. Или ты думаешь, что я решил, что она от госпожи Френкель? В субботу мы были в горах, в Давосе. Я, Валлер и Дау. И еще, Дау и я послали нашу статью Бору. Он долго не отвечал, а потом написал, что не согласен ни с чем. Поэтому я решил съездить в Копенгаген и поговорить с ним. Приеду туда 22 февраля и пробуду неделю. Это меняет все дорожные планы. Вместо поезда через Берлин я отправляюсь на пароме из Копенгагена в Гельсингфорс через Стокгольм, а оттуда на поезде в Ленинград. Встретимся 3 марта!
Мой дорогой Руди! Позади меня печка, в которой потрескивает горящий уголь. За окном так холодно, что центральное отопление не справляется. Мне нравится смотреть на вспыхивающие огоньки в печи; мне видятся города, замки, корабли, появляющиеся и исчезающие. У печи только хорошие мысли приходят в голову. Мне бы так хотелось, чтобы ты был рядом, просто бы стоял молча.
Женя! Я чудовищно устал, не знаю почему. Вчера катался на лыжах с Дау, Валлером и Мочаном (хороший химик). Мое мастерство возрастает. Даже Дау кое-чему научился. После возвращения Ландау соблазнил нас пойти в кино. Ему невозможно отказать. Было бы прекрасно, если бы ты встретила меня на вокзале в Ленинграде. Боюсь, правда, что Дорфман, Бронштейн и другие тоже будут там. Очень хорошие люди, но… Дорогая, я сейчас пойду в свою комнату. Вдруг там лежит письмо от тебя. Пришли мне список того, что я должен привезти (кроме банана и шоколада). Мы будем вместе два месяца, даже не верится.
Дорогой, это последнее письмо, которое ты успеешь получить до отъезда. Последний раз пишу на конверте адрес Gloriastrasse 35. Наконец-то мне разрешили отпуск и дали путевку в Дом отдыха ученых в Петергофе. Забыла бумагу дома, поэтому пишу на клочках. За окном снег, прямо перед моими глазами качаются на ветру заснеженные ели. Вдалеке лают собаки. Я слышу, как дворник пилит дрова. Лежу на веранде в меховом мешке, да еще и под одеялом. Снаружи только мои глаза, нос и правая рука, которой я пишу. Приехала вчера. Прекрасный белый дом посреди леса. Стены комнат украшены полированными деревянными панелями примерно мне по грудь, а над ними дамасская ткань. Ты, конечно, не знаешь, что это такое. Ее еще называют дамаст. Она с рисунком из цветочных узоров, образованных атласным переплетением нитей на матовом фоне. Fabelhaft. Я уже не говорю о мебели. Всё в том же виде, как оставили хозяева в 1917-м. В моей комнате еще две женщины, одна из них храпит, но не громко. Вынести можно. Пока еще ни с кем не познакомилась, кроме врача, который меня вчера осмотрел. Ко всему прочему он нашел у меня эндокардит. Если так пойдет дальше, придется впасть в меланхолию. На сегодня намечена танцевальная вечеринка. Ура! Чувствую себя гораздо лучше. Даже хорошо, что мы сейчас в необычной среде – ты в Копенгагене, а я здесь. Так будет легче. Не знаю, смогу ли встретить тебя на вокзале. Возможно, 3 марта я еще буду в Петергофе. Привези, пожалуйста, немного сыра и колбасы для родителей. Крепко целую.
