Женя!
Когда же, наконец, придет твое письмо? Я жду уже так долго!
На этой неделе у меня было два урока русского! Они мне очень понравились. Моя учительница, студентка юридического факультета, очень умная девушка. Ее зовут Фаня Московская. Если хочешь, можешь иногда писать мне на русском, но первое время мне придется читать их вместе с ней. Ты понимаешь? Много работаю, но это очень трудно. Основное время уходит на подготовку лекций по волновой механике, которые мне придется читать зимой вместо Паули. Впрочем, это очень интересно.
Что слышно о Хоутермансах? Я ведь рассказывал тебе о том, как они поженились в Батуми, не так ли? В Германии вышел на экраны очень интересный звуковой фильм «Дело Дрейфуса». Если он дойдет до Ленинграда, ты должна его посмотреть.
Я поговорил с Паули. Я ему не нужен в Цюрихе с первого марта по первое мая. Так что в Ленинграде я пробуду семь недель! Но до этого надо ждать еще почти пять месяцев. Женя, если бы ты знала, как часто я думаю о тебе и говорю с тобой во сне. Ну не глупцы ли мы? В мире столько молодых людей и девушек, и из всех бесчисленных возможностей осуществилась вот эта – ты в Ленинграде и я в Цюрихе.
Я обещал Паули, что к его приходу рано утром (он так и сказал: «рано утром») прочту еще пару статей. «Рано утром» для Паули означает в час-два дня.
До свидания, моя дорогая,
Руди.
Цюрих, 9 октября 1930 г.
Моя дорогая девочка!
Если бы ты знала, как обрадовало меня твое письмо. Я знал, что получу его сегодня, потому что вчера опустил в почтовый ящик свое письмо тебе. Я так часто разговариваю с тобой в своем воображении, что уже не знаю, что я действительно написал на бумаге, а что осталось у меня в голове.
Я спросил тебя, что бы ты делала, если бы могла делать что хочется, не из праздного любопытства. Я часто задаю себе этот же вопрос. Что бы ты делала, если бы приехала ко мне в Цюрих. Причем я прокручиваю в голове два варианта: первый – у меня достаточно денег на нас двоих; второй – по-прежнему недостаточно, как сейчас. Но пока я не вижу никакого решения ни для первого, ни для второго варианта.
Я согласен, что лучше не знать своего будущего, но в жизни иногда приходится планировать и принимать решения на годы вперед. Например, я пообещал Паули, что сообщу ему за год до того, как соберусь покинуть Цюрих. Поскольку Симону нужен год или больше, чтобы найти для меня место в его институте, я должен написать ему прямо сейчас, что не хочу приезжать в Берлин следующей зимой, если этого можно избежать.
Кажется, наши представления о морали и «приключениях» близки, но что ты имеешь в виду под профанацией? Разве если два человека хотят интимной близости на несколько дней и честны друг с другом – разве это профанация?
Ты что, серьезно думаешь, что рассказ Мопассана применим к нам? Думаю, нет. Конечно, то, что мы из разных миров, важно. Важно, чтобы мы были совместимы друг с другом в чувствах, характерах, мнениях и так далее, но ведь это так?
Я сожалею, что не могу говорить с тобой по-русски. У тебя такой необычный стиль вести разговор, что я это сразу заметил, даже практически не понимая твоих слов. На самом деле я немного беспокоюсь. Если бы ты смогла когда-нибудь приехать в Германию, с кем бы ты разговаривала? Не знаю, можно ли выучить иностранный язык так, чтобы говорить на нем, как ты по-русски.
К марту я надеюсь подучить русский в такой степени, что буду понимать 1/3 слов, и, возможно, уже тогда можно будет проверить сценарий Мопассана. Но ведь его не будет, не так ли?
Думаю, через год я буду знать русский достаточно, чтобы понимать даже поэзию. Но у меня нет чувства стиха. Я люблю стихи, но не в такой мере, чтобы не мог жить без них. Ты понимаешь?
Я вкладываю в конверт фотографию для Нины Николаевны. Скажи ей, что Паули многогранный, на моей фотографии показана его лучшая грань.
Спокойной ночи, моя дорогая.
Твой Руди.
Мы писали друг другу дважды в неделю, иногда чаще. Ответ приходил только через две недели, наши письма пересекались где-то по дороге, вопросы и ответы путались, мое настроение прыгало вверх-вниз. Письма о работе, о любви, о друзьях и о музыке…
Дорогая Женя! Пришли мне твои глаза, чтобы я мог смотреть в них, твои руки, чтобы я мог держать их в моих, губы, чтобы я мог их целовать. Я верну все через полчаса заказным письмом. Нет, лучше не посылай, потому что я их не верну, и как ты тогда будешь жить в Ленинграде?
Дорогой Руди! Моя лаборатория ужасно далеко от дома, сорок минут на трамвае. У меня много времени на чтение, но в трамвае я могу читать только глупые романы. Не могу дождаться марта. А потом? Потом настанет конец света, но до этого еще так долго ждать. Уже исписала, наверное, пузырек чернил, а сколько еще писем карандашом, а прошло только два месяца. Осталось четыре, 120 дней, 24 выходных. Ужасно.
Дорогая Женя! Я снимаю комнату, примерно такую же большую, как у тебя с Ниной. К счастью, это не обычная меблированная комната. Дом построен со вкусом. В хорошую погоду из моего окна видны горы, на них уже лежит снег. Иногда облака окутывают нас, но горы блестят на солнце. По вечерам у меня либо уроки русского языка с Фаней Московской, либо я встречаюсь с кем-нибудь из института. Фаня бежала из России десять лет назад, а сейчас заканчивает университет, будущий юрист. Ужин готовлю себе сам. По средам после коллоквиума традиционный поход в ресторан с Паули и Венцелем и ужин с вином. Сама видишь, ничего интересного.
Руди! Вчера у меня был выходной. Хуже всего ждать тебя по выходным. Я шью себе новое платье. Оно будет длинным. Разумеется, мама с Ниной опоздали на примерку. Еще я только что забрала новое пальто. Старому уже восемь лет, смотреть на него не могу. Подумай только, восемь лет в одном пальто. Когда-нибудь у Нины тоже будет новое. Ночью сильный ветер открыл окно, и, пока мы с Ниной спорили, кому его закрывать, я совершенно продрогла. В одном институте мне предложили переводить на русский статьи из английских журналов. Там хорошо платят, к твоему приезду я скоплю денег на поездку в Новгород, а может, даже и в Москву. Теперь по вечерам я буду занята.
Моя дорогая! Я часто вспоминаю первые дни в Одессе. Ты вовсе не казалась мне «экзотичной». Наоборот, у меня возникло чувство, что я знаю тебя уже давно. Никогда даже не думал сравнивать тебя с другими девушками, которых я знал, но уверен, что таких, как ты, среди них не было. Любопытно, что я вижу в тебе одновременно и еврейские черты (которые мне так знакомы), и типично русские, необычные для меня. Но все это, конечно, внешнее. Когда ты говоришь или смеешься, ты как взрывающийся фейерверк. Ландау в горах на лыжах представляет собой забавное зрелище. Однажды он стоял на холмике и не мог сдвинуться ни вперед, ни назад, потому что иначе, как он объявил, он упадет вниз. Торнер разозлился и обозвал его трусом, но все же помог спуститься маленькими шажками. Бегу на урок с Фаней Московской.
