Минди надо сначала немного отдышаться. Все ждут, не издавая ни звука.
– У меня для вас новость. В Мин-III пожалует очень необычный гость. В субботу к нам в рамках рабочего визита приедет мэр Радовара Генриетта Хаверс, и у нее запланирована проверка спальной комнаты А-2.
Эти слова действуют на Йону так же, как если бы Минди ударила ее кулаком в живот. Йона складывается пополам и хватает ртом воздух.
– Йона! Что с тобой? – спрашивает Андор.
Она качает головой. У нее перед глазами яростно машут крыльями тучи черных птиц. Воронка из черных крыльев засасывает ее в черную дыру. Она допустила ошибку, когда остановила Минке в Восходе, но теперь у нее появился второй шанс освободить Радовар от Хаверс. Скорее всего, это будет ее последний в жизни поступок, но жизнь ее и так кончена.
Подготовка к рабочему визиту мэра начинается сразу же после ужина. Живущие в А-2 дети получают задание отскоблить спальню дочиста от пола до потолка. Следующие дни тоже проходят под знаком приближающегося визита. Заменено постельное белье, починены туалеты, распаяны оконца в зале, чтобы хоть как-то уменьшить вонь. За места под окнами тут же начинается драка. Йона не испытывает гордости за то, что одного мальчика она так расцарапала, что он завыл и сдался, но несколько литров свежего воздуха, которые достались ей за те минуты, что она удерживала позицию, оправдывают все неприятные чувства. На упрек в глазах Андора она, вернувшись к их общей кровати, не обращает внимания. На следующий день окна открывают только во время рабочих смен, по той причине, что они, цитируя Минди, «по-видимому, еще не научились распоряжаться той свободой, которую им дают».
К каше по утрам стали добавлять два куска хлеба. Скорее всего, руководство Мин-III надеется, что таким образом у детей быстренько округлятся их впалые щеки. Всем выдали чистый комбинезон на субботу, в душевые кабинки положили новые куски мыла. Даже привели парикмахера! Йона думает, не побриться ли налысо в знак протеста, но спохватывается: она и так уже не узнаёт себя в зеркале. У нее запали глаза, теперь под ними черные круги. Лицо осунулось, линия челюсти заострилась, как нож для резки хлеба – только вот хлеба-то как раз и нет. Если вдобавок остричь кудри, то от прежней Йоны ничего не останется. Но важнее, что в таком случае она лишится единственного шанса, что мэр узнает ее после их короткой встречи у Восхода. Шанс и так невелик, всё внимание мэра было тогда направлено на ее блудного сына. На Йону она едва взглянула. Для Генриетты Хаверс она всего лишь одна из доверчивых глупышек, которыми окружил себя Килиан. И всё же она надеется, что Хаверс ее узнает и поймет, почему Йона сделала то, что ей предстоит сделать.
В субботу спальня А-2 сияет чистотой, в желудках уже не так урчит, вонь не такая сильная, и чубчик Андора аккуратно подстрижен. Дневную рабочую смену отменили. После обеда, на который, помимо прочего, дали масла и сыра, всех обитателей А-2 собрали на последнюю проверку. Минди расхаживает между двухъярусными кроватями – где порывистым движением поправит одеяло, где взобьет подушку – и при этом в голос возмущается. Что это вдруг мэру вздумалось осматривать самый нижний жилой этаж, тут же одни слабаки, никчёмыши, малявки, вот почему бы ей не пойти на двенадцатый, там дети, которые старались изо всех сил и добились того, что скоро вернутся домой. Йона тоже не понимает почему, но ей всё равно. Она подготовилась. У нее в рукаве комбинезона спрятан узкий острый осколок тарелки, которую она вчера специально разбила. Пятьдесят минус-баллов, ну и что с того, уже не важно. Она не упустит еще один шанс освободить Радовар от Генриетты Хаверс.
Она закрывает глаза. Черные птицы, кажется, прочно обосновались у нее в голове, но она уже с ними не борется. Пора, думает она. Поехали.
– Да что с тобой такое всю неделю?
Йона сразу же открывает глаза. На нее внимательно смотрит Андор. Он всё это время ходил за ней, как собачка, и приставал с вопросами: «Йона, почему ты такая странная? Йона, ты как будто не здесь. Йона, о чём ты думаешь?» Эти вопросы сводят ее с ума.
– Тебя это не касается, – огрызается она. – Занимайся своими делами.
Андор сжимается в комок.
– Но я ведь твой не-друг.
– Вот именно, не-друг. Я тебя сразу предупреждала, что я гуляю сама по себе.
– Ты же не наделаешь глупостей, правда?
Ее голос звучит уже не так жестко:
– Нет. Не волнуйся. Мне просто надо кое-что исправить.
Андор смотрит на нее с сомнением, но потом приглаживает чубчик и встает рядом с ней на проверку.
В три часа все обитатели А-2 стоят наготове, каждый у своей кровати. Проходит пятнадцать минут, а они так и стоят. Время от времени раздается покашливание или кто-нибудь переминается с ноги на ногу, но все молчат. Только в половине четвертого распахивается дверь. В палату заходят мэр Хаверс вместе с Минди. На фоне вожатой, похожей на раскаленную радиоактивную планету, излучающую радость, мэр кажется ничем не примечательной женщиной. Йона и забыла, какого она маленького роста. У нее короткие седые волосы, а одета она в наглухо застегнутый костюм. Сложно представить, что Килиан – ее сын.
Генриетта Хаверс медленно проходит вдоль выстроенных рядами детей, пожимает им руки и позирует для фотографий. Спрашивает, как им живется в доме-минус («хорошо»), стараются ли они побыстрее вернуться к родителям («да») и хорошо ли их кормят («отлично»). Мэр медленно приближается к последнему ряду кроватей, где стоят Йона с Андором. Осколок впивается Йоне в руку. Она осторожно стряхивает его из рукава в ладонь. Чувствует, что Андор за ней следит, но не смотрит на него. Она не сводит глаз с Хаверс, которая с каждым шагом всё приближается.
Перед последним рядом кроватей процессия останавливается. Один из сопровождающих, мужчина в черном костюме, показывает на свои часы. Но Хаверс трясет головой. Она осматривает зал, как будто кого-то ищет.
– Кого из вас зовут Йона Бергер? – вдруг громко говорит она. Йона так пугается, что осколок выпадает у нее из руки и разбивается на плиточном полу. Все поворачиваются к ней и начинают показывать пальцем: «Вон она!»
Йона замирает, как кролик в свете фар. Не в силах пошевелиться, она смотрит, как мэр подходит к ней широкими шагами. Уголком глаза видит, как Андор пытается ногой замести осколки под кровать. Поздно. Мэр скользит взглядом по полу. А потом смотрит ей прямо в глаза. За толстыми стеклами очков будто вспыхивают два синих огня. Да. Это мама Килиана. Йона чуть не падает в обморок.
Кажется, молчание длится целую вечность. Йона видит, в каком изумлении пребывает Минди, как настойчиво телохранители смотрят на Хаверс. Один человек из делегации кидает на Йону холодный взгляд и берет мэра под руку.
«Извините! – хочет крикнуть Йона. – Я не хотела! Я не такая! Это всё черные птицы!» Но вовремя останавливается. Еще подумают, что она сошла с ума. Посадят в изолятор. И что значит «я не такая»? Кто другой, как не Йона, решил доделать то, что не удалось Минке? Один месяц в Мин-III, и ее уже не узнать. Себя она теперь ненавидит больше, чем стоящую перед ней женщину, которая вот-вот скажет главным по зданию, что у Йоны под кроватью осколок. Куда ее тогда отправят? Есть ли в городе место хуже, чем нижний этаж дома-минус? Мин-VII? Или что-нибудь еще похлеще?
