– Не-а. У мамы заседание совета директоров, так что ей придется остаться в Сан-Франциско. А папу нельзя беспокоить. Он не хочет, чтобы его творчеству мешали.
– Он у тебя художник?
– Он делает отливки скульптур. Пока что он не продал ни одной – возможно, потому, что выглядят они как полный отстой. Только не говори ему об этом.
– Такое впечатление, что ты не очень-то их любишь, – с сочувствием сказала Аллегра.
Сама она очень любила и Лоуренса, и Корделию. Только вот Лоуренса она не видела уже много лет, а Корделия превратилась в назойливую и нервную пожилую даму.
– Да понимаешь… Я по-своему люблю родителей, только у них никогда не было времени на меня. Ох, неужто я это сказал? Ненавижу, когда меня вдруг тянет жалеть себя.
Аллегра улыбнулась и открыла свой учебник латыни.
– Если хочешь, я поделюсь с тобой Корделией. Она обожает общаться с моими друзьями. Но вот о Чарли этого сказать нельзя.
– Кстати, чего твой брат так взъелся на меня? Я ему никогда ничего плохого не делал, – озабоченно поинтересовался Бендикс.
– Ну… он… давай не будем, – сказала Аллегра и кашлянула. – Давай вернемся к латыни?
– Так вы встречаетесь, что ли? – поинтересовалась Бирди тем вечером, когда Аллегра вернулась в их комнату в общежитии уже за полночь.
– Встречаемся? Кто – мы? Ты о чем вообще? – переспросила Аллегра, слегка покраснев, и убрала книги.
До склонений они так и не дошли. Вместо этого весь вечер проговорили о том, где лучше расти, в Сан-Франциско или в Нью-Йорке. Аллегра, прожившая всю жизнь на Манхэттене, доказывала, что ее город круче по всем параметрам – культурные учреждения, музеи, рестораны, – а Бендикс защищал город над заливом, восхваляя его туманы, красоту и либерализм. Ни одному не удалось переубедить другого.
– Это ты про нас с Беном? – уточнила Аллегра у Бирди. – Ты думаешь, у нас роман?
– О, он уже Бен! Скоро ты будешь звать его Бенни, – поддела Аллегру подруга, сворачивая сигарету с травкой.
Это был последний писк моды. Аллегра ничего против этой моды не имела, не считая того, что в комнате потом воняло и Бирди повадилась слишком сильно брызгать освежителем воздуха, чтобы замаскировать запах травки на время проверок. В результате у них в комнате всегда пахло, словно в туалете.
Аллегра состроила мину.
– Да вот еще. Мы с ним друзья.
Соседка по комнате выпустила здоровенное кольцо дыма.
– Слушай, это же в глаза бросается, как вы друг на друга реагируете.
– Чего? Ты издеваешься?
– Кроме того, вы вместе смотритесь просто совершенством, – с ухмылкой добавила Бирди. Она не раз слыхала протесты Аллегры против этого слова.
– Боже милостивый! – Аллегра содрогнулась.
Она никогда не смотрела на Бена с этой стороны. Ей нравилось, что у нее теперь есть с кем поговорить, и нравилось его общество. Кроме того, они никогда не смогут быть вместе. Она никогда не сможет испытывать к нему подобные чувства. Бирди была Красной кровью и не ведала, о чем говорит.
– Что, правда? Ну, бывают на свете вещи и похуже, чем встречаться с Бендиксом. Его семейство только что продало свою компанию миллиарда за два долларов. Читала сегодняшние газеты? – поинтересовалась Бирди, бросая Аллегре «Уолл-стрит джорнал».
Аллегра прочла сообщение на первой полосе, в котором излагались детали приобретения Объединенной корпорацией семейной компании Бендикса, и поразилась скромности Бена. У его матери была «деловая встреча», из-за которой она не могла приехать на родительский день. Деловая встреча! Скорее уж собрание главных держателей акций.
– Они настоящие богачи. Неудивительно, что он носит фамилию матери. Денег у них – куры не клюют.
– Бирди, что за прагматизм? – упрекнула подругу Аллегра.
Даже в Эндикотте считалось дурным тоном чересчур интересоваться чьим-то происхождением. Но после прочтения статьи Аллегра почувствовала, что Бен ей нравится еще больше. Не потому, что она вдруг узнала о его богатстве – ее никогда особо не интересовали деньги, хотя и совсем без них она тоже не жила, – но потому, что, невзирая на стоящее за ним неимоверное состояние, он был скромным и нос не задирал.
После сегодняшнего разговора у нее сложилось впечатление, что Бендикс Чейз был бы не против иметь чуть меньше вещей, из-за которых так переживают люди, если бы в этом случае приобрел больше того, что реально важно.
ГЛАВА 4
Общество поэтов и искателей приключений
На той же неделе Аллегра, уже засыпая, услышала, как кто-то стучит в окно. Аллегра взглянула в ту сторону, плохо соображая, что там творится. Тихий стук повторился. И еще, кажется, послышалось приглушенное хихиканье. Девушка подошла к окну и распахнула его.
– В чем дело? – поинтересовалась она с легким раздражением.
Под окном стояла группа незнакомцев в плащах с капюшонами. Самый высокий из них зловеще провыл:
– Аллегра ван Ален, твое будущее ждет тебя!
Вот черт! Она совсем забыла об этом, хотя Бирди предупреждала ее на прошлой неделе. Сегодня же Ночь стука. Ночь, в которую самое престижное тайное общество Эндикотта, пейтологианцы, принимают в свои ряды новых членов. Аллегра заметила, что кровать Бирди пустует. Это означало, что ее соседка по комнате уже участвует в ночных празднествах, поскольку, само собой, входит в общество.
– Я сейчас спущусь! – крикнула Аллегра, но в этот самый момент к ней в комнату вошла еще одна группа студентов в плащах.
Плащ с капюшоном накинули и на нее. С этого момента она официально считалась похищенной.
Когда с нее сняли капюшон, Аллегра обнаружила, что находится на лесной поляне. В центре поляны горел костер. Девушка стояла на коленях в строю других новопосвященных.
Глава собрания протянул Аллегре золотистую чашу с какой-то красноватой жидкостью.
– Испей из чаши познания! – велел он.
Когда он вручал кубок девушке, их пальцы соприкоснулись, и Аллегра, сделав глоток, едва удержалась от хихиканья. Водка и «Севен-ап». Неплохо.
– Ну и по-дурацки ты выглядишь в этой рясе, – прошептала Аллегра. Она узнала его по голосу еще тогда, когда он стоял под ее окном.
– Тсс! – шикнул на нее Бендикс, тоже едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Аллегра передала кубок соседу в строю. Интересно, кого еще выбрали? Когда все новые члены отпили из чаши, Бендикс поднял бокал, провозглашая тост.
– Они испили огня Просвещения! Добро пожаловать в ряды пейтологианцев, новые поэты и искатели приключений! Давайте же плясать среди деревьев, словно нимфы Вакха!
В темноте кто-то ударил в гонг, и звон эхом разнесся по лесу.
– Нимфы Вакха? – скептически переспросила Аллегра.
