– Меня это не интересует. Не спрашивай, почему, ты не поймешь. Молчи.
Леха ждал, чувствуя спиной, как на дворе темнеет, а значит, убегает время.
– Проклятье, все было так просто. А ты все усложняешь. Как тебя зовут?
– Алексей, – терпеливо повторил Леха. – А ты?..
– Зови меня… Вик, – произнесла она медленно.
– Конечно, Вик.
– Хм… Отвыкла. Меня давно никто не звал так. А ну, еще.
– Здравствуй, Вик! – мягко выдохнул Леха, как говорят старому другу, с которым давно не виделись.
– М-да… Как странно… – она все еще держала голову чуть внаклон и смотрела только в сторону, лишь изредка стреляя черными угольками вверх и тут же пряча взгляд. Но угольки, кажется, теплели. – Думала, я все забыла. Да я и забыла! Меня это уже не касается. Но… Опять те же вопросы, проклятые вопросы, на которые нет ответов у твоего никчемного Института… А что говорит Винер? Он ведь что-то говорит?
– Винер погиб при взрыве офиса «Кибернетики» в Никосии. Все их командование, человек пять или шесть, разнесло в пыль. ДНК подтверждает.
– Ой, какая прелесть! – она даже в ладоши захлопала, только гаечный ключ мешал ей. – Но кто же?..
– Для масс-медиа это месть исламистов. В профессиональных кругах говорили о переносе конфликта из третьего мира в первый. То есть, это вы их взорвали. Бабахнуло хорошо, я был неподалеку.
– Не-ет, – протянула она. – Мы не могли. Нас уже не было в живых.
– Но Барнард добрался аж до Америки, с твоим жетоном в кармане. Почему бы и другим уцелевшим не…
– А если я скажу… Напомни, как тебя зовут?
– Алексей. Давай просто Леха.
– А если я скажу, А-лек-сей, что Барни убили у меня на глазах, вон в той стороне, у подножия горы Асо?
– Я спрошу – а тебя?
Она хрипло рассмеялась.
– Позывной «Вик» обманул судьбу и не умер, а перевоплотился. К сожалению, ненадолго. Судьба всегда догонит. Но пока еще… Жить можно. Какое-то время. Не говори мне «Вик». Это не мое имя.
– Слушаюсь, Мать.
– Нет!!!
Леха отскочил, чтобы не получить в голову ключом, а женщина уставилась на свою руку, словно на чужую.
Повернулась и зашвырнула ключ в темный коридор. Вдалеке звякнуло.
– Никак меня не называй, – прошипела она.
Постояла, стиснув ладони, раскачиваясь с боку на бок на напряженных прямых ногах, потом выхватила из кармана нечто вроде четок, начала перебирать их, и Леха увидел, как ее окаменевшее тело понемногу расслабляется.
– Думаешь, я сумасшедшая?
Леха глядел на четки.
Это были личные жетоны Института, много, штук двадцать, нанизанные на тонкий серебристый шнур.
«Ничего себе… Боялся стать восьмым? Бойся стать двадцать каким-то».
– Нет, почему же… – соврал он.
– Ну скажи, что я сумасшедшая, ты же так думаешь.
– Я думаю, ты плохо себя чувствуешь и тебе нужна помощь, – сказал Леха. – Отсюда не так уж далеко до госпиталя Мальтийского ордена, там замечательный главврач…
– Мальтийцы здесь?! – она чуть не подпрыгнула.
Ничего себе у нее лакуны в картине мира, – подумал Леха. Этому должно быть рациональное объяснение. Но какое?
– Госпиталь Ордена в аэропорту, уже давно. И они ездят по всему пригороду на своих медицинских автобусах. Тебе… ничего не рассказывают? О том, что творится в Абудже?
– Я не хочу знать! Мне это не нужно! Мне все равно!
– Но то, что Йоба не стреляет по аэропорту, связывают с тем…
– Заткнись.
– …что там госпиталь, – сказал Леха и заткнулся.
– Ну да, госпиталь! Йоба хорошая девочка и не стреляет в красный крест! Тихо! Я думаю!
Она размышляла, перебирая четки. Леха боролся с желанием дать ей в челюсть, забрать жетоны и драпать из Абуджи сломя голову, пока эту голову не оторвали. Но память о заторможенных ремонтниках с такими же, как у Вик, черными глазами, не позволяла удрать. Привязывала к месту намного крепче, чем Майк за дверью. Внезапный побег теперь, когда местные знают, кого ты увидел здесь, почти наверняка плохо кончится для пленных.
«У меня таких еще семеро». Со сварочным аппаратом возились четверо. А всего их, судя по жетонам, было под тридцать. Вот они, спецтехразведчики Института. И как их вытащить?
А проблема Майка решаема. Кругом полный город безработных убийц, и на Михаила с автоматом найдется свой Гавриил с трубой.
– Нет, мальтийцы – не вариант, – сказала она.
«Ты о чем?» – чуть было не ляпнул Леха, но прикусил язык.
– И Агентство – не вариант…
– Почему? – спросил он просто чтобы женщина не молчала.
– Они все умрут.
– Ты уже сказала, что все умрут, я запомнил. Но, может, потом умрут, а сейчас от них будет какая-то польза?
Женщина отозвалась коротким лающим смешком.
– В твоих силах только ускорить их конец. Если форсировать события, «Топоры» придут в аэропорт и убьют там каждого, не считаясь с потерями и не думая о последствиях. С тех пор, как Йоба застрелила Разрушителя, Муделе совсем потерял чувство реальности. Он уверовал, понимаешь? Абуджу хранила от белых захватчиков самая крутая ориша, и у Муделе все получалось, за что ни возьмется. Все ему сходило с рук, и любая подлость, и даже, как ни странно, любое доброе дело… Тогда он замахнулся на немыслимое – стать верховным жрецом. Отчаянный шаг, Абуджа в шоке, но ведь снова вышло! После этого Муделе уверовал еще и в свою великую миссию. Он больше не знает сомнений и ничего не боится.
– Муделе Баба – верховный жрец культа Йобы? Я заинтригован.
– Тоже так хочешь? – она коротко покосилась на Леху и вернулась к своим жутковатым четкам. – Не советую. Чтобы занять его место и остаться в живых, недостаточно вдуть мне. Надо принести жертву, более обильную, чем принес он.
– Я просто хочу помочь, – сказал Леха.
Приятно в кои-то веки сказать чистую беспримесную правду. Не так уж часто удается быть совершенно честным в Абудже.
– А меня – хочешь?
Впервые за весь этот странный разговор она посмотрела ему в глаза по-настоящему, в упор, безумным взглядом, прожигающим насквозь, а Леха не успел испугаться, хотя стоило бы. Он просто ответил.
– Извини, я люблю другую.
И только через секунду почувствовал, что сейчас, кажется, выиграл жизнь. В который раз Рамона спасла его. Не факт, что надолго, но сегодня журналиста и шпиона не отправят на мыло.
Кстати, к вонище этой отвратной он уже привык.
И ведь снова правду сказал, всего-то. Оказывается, в Абудже есть с кем поговорить о любви, – с полубезумной и полумертвой матерью огромного боевого робота, нисколько не человекообразного. Наверное это символично, если сам Леха безнадежно влюблен в эскобарскую гончую, которая, строго говоря, не совсем человек. Вот и встретились два одиночества.
