– Но есть же и приятные стороны! В окно смотреть. Я никогда не ездил по Китаю, разве что в соседние с нашим города, да летал в Пекин. Но здесь совсем другое, смотрите, вот уже голые горы, безлюдно.
– Удивительная страна, полтора миллиарда, а людей и на улицах не очень много, а вот в этих ландшафтах и вовсе.
– Большая очень. Вообще пустой земли в этом мире много. Даже в Японии, где они на головах друг у друга сидеть, по идее, должны, да и сидят в городах, все равно вот так едешь на поезде или на машине, а вокруг никого.
– Странно. Даже у Хокусаи почти всегда присутствуют люди или хотя бы следы их присутствия.
– У кого?
– Японский художник, жил двести лет назад, Фудзияму рисовал, хотя и не только.
– О, я видел эту гору! Мне коллеги даже предложили на нее залезть, но я перед тем повредил ногу, в общем, отказался.
– Вы работали в Японии?
– Нет, к счастью, только ездил в командировки, моя компания посылала.
– Почему «к счастью»? Не понравилось там?
– Нет-нет, прекрасная страна, красивые города, но очень дорогая. Моей зарплаты не хватило бы на такую жизнь, как в Китае, тем более я же семью выписываю. В Японии я ютился бы в комнатушке, а жену с детьми ездил навещать раз в год. А здесь вот и летаю к ним нередко, и квартиру снял большую для них же, вот переедут, и старшего сразу отправлю в школу. Правда так и не решил, в какую. Не знаете ли вы…
Пришлось окунаться в теплую водичку семейных проблем, прикладной педагогики, сравнительного анализа систем школьного образования – вещей, о которых я не имею никакого понятия. Впрочем, Дараз от меня и не требовал особых познаний. Он задавал вопросы только для того, чтобы – неубедительно выразив интерес к моим шатким безрассудным мнениям по поводу того, что жить лучше отдельно, школы не нужны вовсе, а в Китае юные поколения готовят не к жизни, а к дисциплинированному несению жизненного бремени, – самому себе на них отвечать. Как человек, принявший сложное решение и не до конца убежденный в его правильности, Дараз пытался заговорить собственные сомнения, но используя в качестве фальшивого собеседника меня. О нет, меня это не раздражало, надо же как-то поддерживать социальную коммуникацию, а этот способ ничего не требует, кроме физического присутствия и редкого издавания звуков неопределенного значения. До ужина еще час, а там как-то все веселее пойдет, еда, обменяться парой слов с Сюин, понаблюдать за Володей, подсмотреть, как поведет себя почти вдовец. Затем выпивка, языки подразвяжутся, впрочем, что интересного могут сказать эти люди? Что интересного могу сказать я? Ничего.
– …Я повез их всех с собой в Киото в прошлом году, очень здорово, жене понравился этот храм, забыл, как называется, и, конечно, музыка, она у меня музыковед, но мне нет, очень скучное, баам-баам-баам, цзинг-цзинг-цзинг, монотонная, но я ничего не понимаю. Но вот еда совсем ужасная, мы к другой привыкли, в Японии она безвкусная, ну это для меня, естественно, я же известно откуда, у нас другой подход, но, говорят, все японское очень полезно для здоровья. Я им: как же полезно, когда постоянно голодный ходишь? Они меня повели есть эту рыбу, ядовитую, от которой можно умереть. Я сказал, что не пойду, не то чтобы смерти боюсь, я ее ребенком в Курдистане повидал немало, пока мы в Европу не сбежали, нет, но что будет, если я умру и жена и дети останутся без меня? Нет. Но коллеги уговорили. Какой, говорят, ты химик, специалист по токсинам, работаешь в фармакологической компании, а ядовитой рыбы боишься? Я им снова – нет. Но вообще-то мы выпили перед тем, так что я сдался.
– И что?
– Ну вот. Живой и здоровый перед вами стою.
– Вкусная рыба?
– Обычная. Я бы лучше баранины поел, запеченной, или баклажанов… Ах, приеду домой, пойдем с семьей в один ресторанчик, недалеко от нас, там всего полно.
– А она правда ужасно ядовитая? То есть съел не тот кусок – и в могилу?
– Ну… Отчасти да, отчасти нет. Я никогда не занимался ядами такого происхождения – есть же еще знаменитые лягушки из Южной Америки, они еще страшнее, индейцы мажут их выделениями наконечники стрел или как это на английском. Ну то, что они плюют из трубочек…
– Черт, я тоже забыл, как это называется…
– В общем, это совсем ужасная штука.
– Я то ли книгу читал, где убивали таким ядом, то ли в кино видел, уже не помню…
– В японской компании, с который наша сотрудничает, есть подразделение, они вот изучают эту рыбу… Ну как же ее? Точно – фугу!.. Но я с ними почти никогда не обсуждал, хе-хе, мы заняты обратным делом, они – живыми существами, которые убивают людей, а мы – уничтожением живых существ, которых люди решили убить…
Дверь соседнего купе открылась, оттуда вышел несколько заспанный Улоф и направился к туалету. Когда он протискивался мимо меня, бормоча свое шведской выделки «сори», пришлось задержать дыхание – давешний алкоголь проступил кислым потом. Бедная Донгмей. Или привыкла? Вообще к такому не привыкнешь. Улоф молча кивнул Даразу и, как мне показалось, даже подмигнул ему. Сзади белая рубашка вылезла из джинсов, она висела, как тряпка, которой отчаянно машут спасшиеся на плоту пассажиры утонувшего лайнера, пытаясь привлечь внимание команды проходящего мимо эсминца. Но кто же будет спасать такого? Ужасно жалко, ведь мирный человек, ничего плохого не сделал, везет будущую жену в Европу, покажет ей Эйфелеву башню. Из-за двери, возле которой мы стояли, раздался тихий стон.
– Дараз, это ведь ваше купе? Кто там страдает? Это Од? Что с ним?
– Мигрень. Лежит с закрытыми глазами и стонет. Я ему дал кое-что – все-таки почти фармаколог! – но от такого приступа средство одно: закрыть глаза, выключить свет, лежать. Пройдет. Я и вышел в коридор, чтобы не беспокоить его.
– Мда. Болезненные пассажиры собрались в Поднебесном Экспрессе.
– Не надо! Не надо! Сглазите! У меня все в порядке! Я здоров, в отличной форме!
– Прошу прощения, я пошутил. Бедная Чжэн… ну, она не в счет. Аллергия вещь такая…
– У меня был приятель в университете, он чуть не умер, съев кусочек арахисового торта…
– Я ничего про это не знаю или почти ничего, у меня давно ничего такого не было после истории с гистаминами, ну разве не могу киви есть, горло саднит, но ведь можно и не есть его, так ведь?
– Конечно. Но я посоветовал бы все-таки сдать кровь на специальный анализ, иногда аллергия возвращается или начинается довольно поздно. Вам сколько лет?
– Пятьдесят три.
– Сдайте обязательно, вдруг что-то появилось, а вы и не знаете. Я немного об этом слыхал; года два назад мы в компании делали средства против насекомых, их ведь надо распылять, так что приказали всем сдать анализы на аллергены, а то запросто можно погибнуть на рабочем месте.
– Героическая смерть! Великие жертвы китайского капитализма! Мы будем помнить их всегда!
– Вам смешно, а мы из-за анализов затянули эксперименты, потом надо было посылать партнерам химикаты, не успевали. Пришлось в кармане везти на самолете, в пробирочках. Хорошо, не стали на границе проверять, а то бы за террориста приняли.
