Книга Советская литература: мифы и соблазны, страница 32. Автор книги Дмитрий Быков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Советская литература: мифы и соблазны»

Cтраница 32

Это действует невероятно сильно. Шар нужен для того, чтобы он летал. Проза Драгунского – это такой же шар. Вы видите этот красный шарик в синем небе и понимаете, что чудо здесь, в этом, а вовсе не в том, что вас чему-то научили.

И другой рассказ, самый характерный, – «Он живой и светится». Фраза ушла в устную речь. «Он живой и светится» – так говорится обычно про какого-нибудь абсолютно бесполезного, но симпатичного человека. Кстати говоря, начало этого рассказа – это уже взрослым говорю – это абсолютный шедевр прозы Драгунского, начиная с первой фразы: «Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму».

Современному ребенку это мало что скажет, но мы сразу представляем себе красно-синий вечер во дворе, где мы гуляли, эту песочницу, где Денис одиноко сидит, дожидаясь мать, этих людей, которые возвращаются с работы. Уже стали загораться окна, все ушли по домам «и уже, наверно, пили чай с бубликами и брынзой». Мы вспоминаем и эту брынзу, и эти бублики, и, главное, эти освещенные окна в нашем московском дворе. Это из наших детских воспоминаний, которые не вытравишь ничем. Плывут облака ночные, похожие на бородатых стариков, а мамы все нет – наверное, она заболталась с тетей Розой, и Денис думает: «Если бы я знал, что моя мама хочет есть и ждет меня где-то на краю света, я бы моментально к ней побежал». Мы все помним эти мстительные и печальные размышления, когда нас слишком долго не зовут со двора. Ну а потом выходит Мишка и начинает бурно восхищаться игрушечным самосвалом, который Денису подарили накануне. Сначала просит поиграть – Денис не дает. Потом предлагает меняться – на марки, на плавательный круг. А потом достает спичечный коробок, и в наступившей темноте Дениска там видит маленький зеленый огонек, который слабо, как очень далекая зеленая звездочка, светится. И это приводит его в такой восторг, что он говорит Мишке: «Бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звездочку, я ее домой возьму…» И когда приходит мама, когда они вместе пьют чай с бубликами, едят брынзу, гасят свет и долго смотрят на бледную зеленую звездочку, мама говорит: «Да, это волшебство! Но все-таки как ты решился отдать такую ценную вещь, как самосвал, за этого червячка?» На что Денис, искренне недоумевая, отвечает: «Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!..»

Вот проза Драгунского – она живая и светится. И в этом ее главное достоинство. Поразительная точность, невероятная любовь, которой в ней все переполнено, жгучий интерес ко всему, что в мире есть, превращают ее в явление до осязаемости живое. Поэтому-то рассказы Драгунского, лирические по преимуществу, так любимы детьми. Любимы за то, что в них есть воздух, в них есть кислород, а смысл очень часто и не нужен.

Третья категория рассказов Драгунского повзрослее, посерьезнее, они самые сложные. Цикл этот создавался почти десять лет – с 1959 года по 1968-й. Денис вырастает, и эти рассказы отображают историю его взросления. В некотором смысле, рискну я сказать, взрослые, серьезные рассказы Драгунского – это отчаянная, во многом героическая попытка переписать для подростков мировую литературу, где все великие конфликты каким-то образом транспонированы, переведены на детский уровень. И я почти везде вижу, от чего Драгунский отталкивается, – он иногда нарочно это делает. Например, рассказ «Человек с голубым лицом» самим названием своим отсылает к рассказам Артура Конан Дойла «Желтое лицо», «Человек с побелевшим лицом», рассказ «На Садовой большое движение» – к городской прозе 1950–1960-х годов. Это рассказы уже с серьезным смыслом, многозначные, по насыщенности, по плотности я сравнил бы их только с рассказами Юрия Трифонова. В этих рассказах ребенок проходит через взрослый опыт. Он вдруг убеждается, что в мире не всех стоит любить так, как он любил друга детства, что жизнь постоянно ставит перед ним довольно страшные вызовы.

Самый простой из этих рассказов – «Друг детства». Дениска (ему шесть или шесть с половиной) живет в небогатой семье, отец не может купить ему боксерскую грушу, вместо груши мама дает Дениске старого плюшевого мишку, которого он мог бы молотить, упражняясь в боксе. Денис смотрит на этого плюшевого мишку и вспоминает, как с этим мишкой он играл, ложился спать… «Я его любил тогда, любил всей душой, я за него тогда жизнь бы отдал», – говорит он и решает: «Я никогда не буду боксером». И вот в этом «никогда» заключена какая-то особая, совсем взрослая мудрость Драгунского. Потому что человек вырастет только из того ребенка, который в детстве не стал колотить мишку. А из того, который стал, вырастет, может быть, боксер, и очень успешный, но человек не вырастет.

А вот, скажем, рассказ «На Садовой большое движение» в детстве был мне совершенно непонятен. Денискин друг (Дениска во втором классе) пятиклассник Ванька Дыхов починил старый отцовский велосипед – и «прощай, папа! Прощай, мама! Прощай, весь наш старый двор, и вы, голуби, тоже до свиданья! Мы уезжаем кататься по белу свету!». И настроение у них было такое, «как будто на нашем белом свете живут одни только веселые люди и все они только и делают, что ждут, когда же мы с Ванькой к ним приедем в гости». И вот к ним подходит парень – взрослый парень с золотым зубом – и канючит: надо срочно ехать в аптеку за лекарством для бабушки, помирает старушка… Выманивает у них велосипед и не возвращается. А они боятся, эти двое, что он попал под машину. «Ведь на Садовой такое движение…» – заканчивается рассказ. И ведь понятно же нам, что парень велосипед спёр, а Дениске непонятно. Они с Ванькой – дети из доброго мира, в котором не верят в такие вещи.

В этом рассказе, в его названии заключен второй, очень важный: «Улица полна неожиданностей» – был такой популярный в 1957 году фильм. Риски, опасности вокруг детей на каждом шагу. Просто они их не видят. Они живут в круге Садового кольца, как бы защищенные им от мира, а вокруг, на Садовой, – страшное движение, и страшные опасности, и отвратительные сволочи.

«Рабочие дробят камень» – наверное, самый сильный рассказ этого цикла. Лето. Друзья каждый день бегают на водную станцию, и Денис сгоряча говорит Мишке и Костику, что может прыгнуть с вышки. А ему очень страшно, и он дважды возвращается, оправдывая себя тем, что ушел из дома и ни с кем не попрощался, а ведь очень может быть, что он разобьется об воду!

Но он прыгает – не снеся насмешек друзей. А недалеко от водной станции каменщики чинили набережную. И когда Денис выплыл и лежит на теплых досках, ощутив главную победу над собой, он слышит, как рабочие бьют молотками по розовому камню, и звон их молотков становится для него музыкой.

Но ведь дело в том, что вся жизнь и заключается в дроблении камня, это главное содержание жизни. И если ты камень достаточно твердый, то тебя не раздробят, а если нет – извини, не взыщи, станешь трухой, «тухлей, протухлей, вонюхлей». То, что Денис провел себя через это испытание и одержал над собой тяжелую победу, – это важный опыт, важная школа жизни.

Из этой же серии «Человек с голубым лицом» – очень серьезный рассказ, очень взрослый. Богатый сосед по даче просит отвезти его в Москву – его личный шофер не может, женится. А отец Дениса умеет водить машину, он на фронте всему научился.

Вот они едут, и прекрасно едут, Денис воображает себя космонавтом, вокруг все зеленое, как в июне бывает, свежее. «И ветер был такой сильный и теплый и тоже пахнул зеленым», – замечательная фраза, потому что у Драгунского в высшей степени есть эта детская особенность – цветной слух, цветное зрение. И вдруг девчонка перебегает дорогу, и, чтобы ее не сбить, отец Дениса уводит машину в кювет. Машину сплющило, Дениса, как будто в рубашке родился, вообще не тронуло, а у отца двойной перелом руки, отца увозят в больницу. Но девочка уцелела. И человек с голубым лицом – а это всего лишь выбритый до синевы дорожный рабочий, которого Денис всегда побаивался, потому что тот как-то жиганул его прутом по ногам, – забирает Дениса домой и говорит, обращаясь к своей помощнице:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация