– Может быть, сегодня от него прозвучат новинки?
– Возможно, именно сегодня наш лидер взорвет зал новым хитом или классическим шлягером, но мы ничего этого не узнаем, пока не услышим сами! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!
Зал начал вставать.
Раздались аплодисменты.
Приветствовали секунд двадцать.
– Ангелина, ты ждешь в жизни перемен?
– Как и все, Женечка! Хороших жду, а плохих – побаиваюсь.
– Ну например?
– Я не хотела бы, чтобы дорожали продукты, чтобы уменьшался их ассортимент, чтобы дети болели орфанными заболеваниями. Я отрицаю такие перемены, и если мы все будем их мысленно отрицать, то их и не случится – проверено!
В зале, кажется, захлопали.
– Что точно не должно перемениться – это традиция, когда первое лицо выходит на эту сцену, на прославленную сцену Большого, и вместе с нами, вместе со всей страной, исполняет любимую песню!
– Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!
Зал поднялся в едином порыве.
Встало, кажется, и жюри, но это лишь угадывалось, потому что весь свет сосредоточился сейчас на одном: белый рояль, стул перед ним.
Аплодисменты не смолкали, потом все же смолкли.
– А скажи-ка мне, Евгений, как тебе кажется, песня – она способна быть дипломатическим оружием?
– Что ты имеешь в виду, Ангелина?
– Ты помнишь, как Хрущев стучал ботинком по трибуне в ООН?
– Если бы я был женщиной, я бы обиделся, – ответил мужчина, оставив место для смеха. – Конечно, не помню, я же тогда еще не родился.
– Как и я, Женечка. А если завести на Совбезе ООН зажигательную песню? Как думаешь, что произойдет?
– Не сомневаюсь, что ее подхватит весь мир!
– Вот сейчас мы и дадим этот совет нашему главному гостю! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!
Загремели аплодисменты. Люди массово вставали.
По белому роялю побежали лучи, чтобы сойтись в один, мощный, указующий на стул.
– Дорогая Ангелина! По-твоему, зачем национальному лидеру каждый год приходить сюда, к нам, на «Наше дело»?
– Ну и вопросы ты задаешь, Евгений! Ты уверен, что это гостеприимно?.. Во-первых, мы всегда ему рады. – Женщина сделала знак для аплодисментов. – Во-вторых, его тревожит тема орфанных заболеваний у детей. И в-третьих. Любая работа требует отдыха, а уж тем более – настолько ответственная, как у главы государства.
– Это, может быть, как раз во-первых! – вклинился мужчина, но женщина отрепетированно дала ему планшеткой, как в школе.
– А где отдохнуть, как не в такой дружественной компании? И чем исцелить душу после сложной работы, кроме как певучей русской песней?
– Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!
Зашумели аплодисменты.
– Евгений, как ты думаешь, сколько еще это будет продолжаться?
– Что именно, душа моя?
– Наша премия существует третий год. А сколько еще нам отпущено Господом?
– Ты ставишь такие сложные вопросы, Ангелина, но это правильно. Не надо их избегать. Я думаю, есть высший промысел. Мы будем вручать эту награду самым достойным меценатам России ровно столько, сколько это потребуется, чтобы помочь детям.
– И сколько лет перед нами будет выступать наш главный вокалист?
– Я надеюсь, что вечно! Дамы и господа! [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.] [Mr. P.]!
Луч, усиленный роялем, становился нестерпим, потому что блик попадал на балкон.
Народ аплодировал пустому стулу, в ожидании.
Народ неистовствовал.
Несмотря на то что «Наше дело» собрало только партер, даже, кажется, без бенуара, на фуршете все равно было не протолкнуться. Алексу удалось незаметно спуститься по пустой лестнице и смешаться с расфуфыренной толпой: секьюрити он вычислял профессионально. Они паслись у колонн, потягивая соки, слабо маскировались под простых людей, но, видно, даже здесь ВИП-ВИПов следовало защитить от нищебродской толпы ВИПов простых.
Алекс взял с подноса бокал, чтобы не выделяться, и попытался просчитать маршруты. Публика перемещалась хаотично, и надо было разбить пространство, что ли, на квадраты. Золотого платья он пока не видел. Не дай бог, она уехала, не выйдя на фуршет… Поймал чей-то внимательный взгляд – знакомый, но не смог вспомнить; кивнул, и ему озадаченно кивнули.
В одном углу играл живой оркестр – почему-то все как один с отрешенными лицами, причем странным образом к оркестру иногда подключалась бурятка или якутка со своим горловым пением. Она сидела в углу, выставив грубо сшитые из кусков кожи национальные сапожки, и на фоне оголенных ног и плеч – ей, вероятно, было жарко – все это походило на контактный зоопарк.
Алекс разыскал Иглинскую буквально за пять минут.
При этом свете платье показалось уже и не золотым, и не шампань, а скорее бежевым, и макияж был с акцентом на коричневые и темные цвета; Валерия Марковна явно устала.
Она стояла в окружении каких-то неинтересных мужиков чиновничьего вида и принужденно им улыбалась, при этом один (тоже смутно знакомое лицо) безостановочно хохмил, а второй не слишком-то вежливо пырился в телефон.
– Валерия… Простите. На минуточку. Валерия, нам надо поговорить. – Алекс ухватил ее и потащил куда-то к зеркалам или за колонны.
Чиновники, кстати, остолбенели при виде него.
Возможно, ему надо было действовать по-другому. Еще издали обозначить себя. Показаться, постоять в сторонке, чтобы она решила, как ей реагировать. Это Алекс потом уже сообразил. Кивнуть издалека. Может даже, не предлагать отойти для разговора тет-а-тет, а дать ей самой подойти. Да. Так было бы правильнее.
Но получилось так, как получилось, и Валерия выдернула свою руку еще до того, как поняла, кто это.
– Эй! Мы знакомы?
– Не понял.
– Я тоже не поняла юмора.
– Лера, ты же не будешь делать вид, что не узнаёшь меня?
– Если это шутка, то это не смешно, молодой человек.
– А-а. Я, кажется, понимаю, что происходит.
– Если вы не прекратите, я буду вынуждена…
– Типа эта урна и это все – теперь только моя проблема?
– Охрана!
Вокруг них образовалась мертвая зона, но отовсюду заспешили секьюрити – разных людей или общие.
Оркестр не смолкал, как на «Титанике».
– Всё-всё-всё! Я сам, я сам!
Алекс почему-то испугался, что его арестуют, хотя – ну а что было бы? Еще один бессмысленный допрос?.. Он зачем-то рванул, как заяц, его задержали буквально через пять шагов, и дальше он, чтобы не создавать скандал, быстрей-быстрей шел впереди охранников. Чтобы выйти из фойе непобежденным. Дальше уже все равно. Не хотелось, чтобы били, было жалко новый пиджак, но ничего и не произошло: его просто вывели. Еще была целая эпопея, чтобы вытащить гребаную куртку с черного хода, отогреваясь до удобного случая в каком-то пространстве меж дверей. Алекс уже почти отчаялся, ему показалось, что пневмонии не избежать и вообще не вырваться с промороженной московской земли, но все закончилось удачно, и он в какой-то кофейне приходил в себя.
