Ринат все так же – или опять – неспешно пил кофе в кухне.
– Почему вы меня не разбудили?
– Извините, Алексей Михайлович. Но в этом уже не было смысла. Михаилу Андреевичу позвонили и вызвали почти сразу после того, как вы уснули, и он сразу уехал…
– Кто вызвал? – бесцветно, даже будто дежурно спросил Алекс и прошел к кофемашине.
Он тут медленно сходит с ума – от тотального кофе.
– Ну кто его может вызвать?
– Вот я вас и спрашиваю. Кто? [Mr. P.] же арестован.
– С чего вы взяли?
– Значит, его вызвал [Mr. P.]?
– Я вам этого не говорил.
Алекс тяжело вздохнул.
– Я в ваши игры играть больше не буду, – объяснил он Ринату. – Сейчас вы повезете меня к отцу. Где бы он ни был. Белый дом, не Белый дом, Кремль, не Кремль… Хоть к черту лысому. Ха, смешная кличка для… М-да. И я никаких отмазок больше не приму. Вы же не будете утверждать, что он прилетел из Сочи, поспал час и опять улетел в Сочи?
– Хорошо, отвезу, – неожиданно легко согласился Ринат. – Но сначала, как запланировано, мы съездим на Ваганьково.
– Здрасьте. Запланировано кем?
– Вы сами говорили, что сегодня вас нужно туда отвезти.
– Да? Что-то не припомню такого. И потом, это же можно сделать и позже, – сказал Алекс и почти сказал что-то в духе, что Ваганьково никуда не убежит, но как-то – не без труда – затормозил.
– Боюсь, это будет сложно переиграть, потому что теперь это связано с поручением Михаила Андреевича.
– С поручением загнать меня на кладбище?
– С поручением купить от него цветы. – Ринат поднялся. – Одевайтесь.
– Jesus! – Алекс с грохотом поставил чашку и пошел к себе.
ALEX: на самом деле я скорее доволен чем нет
ALEX: потому что главное это начать вообще выбираться отсюда
ALEX: это место гораздо больше похоже на кладбище чем настоящее кладбище
Агенту Илзе выдана Рассада Мускари (мышиный гиацинт) и инвентарь
Они вышли только минут через сорок.
Алекс щурился, как арестант: кажется, в Москве впервые выглянуло солнце. Но стало еще холодней.
– Прошу. – Ринат распахнул дверцу BMW.
– А почему сегодня без мигалок?
– А к кому спешить на кладбище? – Ринат оскалился.
Алекс будто бы не хотел садиться – из неволи в неволю, – улыбался солнцу, щурился, чувствуя, как натягивается сухая кожа.
– Извините. Просто не хотелось бы привлекать лишнее внимание, – добавил Ринат извиняющимся тоном, как бы спохватившись. Видимо, решил, что из-за его дебильных шуток чувствительный цесаревич передумал ехать и нажива вот-вот сорвется с крючка.
Фотографироваться, ваше величество.
– И еще минутку.
Алекс пошел к хиппи-«фольксвагену», потому что увидел вдруг, что на лобовом стекле белеет листок бумаги.
Он отовсюду ждал каких-нибудь посланий.
Всего лишь – «Куплю за любые деньги!». И телефон.
Интересно, как чудак, повесивший это, смог сюда пробраться и углядеть это чудо техники.
Его можно было понять: вблизи видно, что «Фольксваген» запущен, не то чтобы уже ржавеет, но, впрочем, да, ржавчина уже тронула примечательные колпаки на колесах. На спущенных колесах. На маленьких колесах – Алекс удивился, оказавшись рядом с автобусом, что он такой миниатюрный. Не вставая на цыпочки, Алекс мог разглядеть, как грязна крыша. В лобовых стеклах, скромных, как у танкетки, не было видно, что внутри. Вчера, по прилету, Алекс подумал, что это реплика – что-то, сварганенное, например, из уазовской «буханки» и обвешанное пластиковыми панелями под культовый «Фольксваген». Эти пластиковые панели вообще были в ходу. Внешне точные копии микроавтобуса собирали то в бутиках, делая из псевдомашины полку, то в каких-нибудь клубах… Но сейчас Алекс разглядел, что сами пропорции не те – не современного автомобиля.
Любопытно. Но надо ехать.
Он вернулся к «бэхе», довольный и тем, что заставил Рината ждать с распахнутой дверцей, как лакея. И, судя по тому, как тот раздраженно шибанул этой самой дверцей следом, акт унижения удался.
Ладно. Поехали.
Метров через двести, может, пятьсот «бэха» вдруг вильнула к станции метро.
– Пойдете со мной?
– Куда?
– Может быть, вы тоже хотите купить цветы?
– Может быть, вы не будете в это лезть?
Ринат промолчал и вышел.
Алекс остался доволен и тем, как он научился рявкать на этого типа. Действительно. Вежливость вежливостью, но надо же как-то уже и бороться.
Поехали дальше…
Да тут и ехать-то.
Отец все время неприлично радовался, что это Ваганьковское. «Вот все твердят – Новодевичье, Новодевичье, а оно где? В жопе, на Третьем транспортном! – говаривал он с непонятной гордостью, как будто отхватил коттедж в удачном месте (и кому говорил – испуганному ребенку!). – А здесь… Самый центр! Неизвестно, что как сложится, где я буду, где ты будешь, но ты всегда сможешь заехать, заскочить, вот просто между встречами какими-то – есть окошко, схватил букет, забежал…» И это – почти мечтательно. С полным умиротворением на лице.
Не потому ли выросший Алекс никогда не «забегал» ни с какими букетами?
Все это так хорошо знакомо, и так сразу заныло в груди, когда Алекс увидел ворота, вывеску – режим работы летний, зимний, отлитый в бронзе так, будто это тоже горделивая память на века.
Алекс пропустил Рината вперед себя, и Ринат вышагивал торжественный, солидный, в костюме и при букете бордовых роз, как будто он какой-нибудь ВИП-вдовец, а Алекс – сзади – жмется так.
Указатель на Высоцкого. Дикие монументы каким-то чемпионам, или тренерам, или бандитам. Актер Абдулов.
– Я вижу, вы знаете, куда идти.
– Конечно, – отвечал Ринат степенно.
– А что, Михаил Андреевич бывает здесь?
– Конечно.
– И как часто?
– Не обижайтесь, но мне не положено это обсуждать.
Еще полсотни шагов в молчании.
– Вы знаете, что такое кенотаф?
Ринат посмотрел внимательно – в чем подвох? – затем пробежал взглядом по надгробиям.
– Еврейская фамилия?
Алекс не счел нужным продолжать.
Это жуткое слово ассоциировалось у него с этим местом. Не с кладбищем, а вот конкретно с местом, которое они проходили: кран для воды на асфальтовом постаменте, два контейнера, забитые листвой – в дырявых мешках, сучья тянутся наружу, – и проволочный остов венка, похожий на руль. Здесь уже мало кого можно встретить в будни. Пошли старые, не «звездные» могилы.