– О ком вы? О своем отце? Почему. Он здесь.
– Да что вы, – откликнулся Алекс, продолжая издеваться.
Кофе он отпил уже без улыбки.
Как это ни смешно, такого Алекс совсем не ожидал. Формально пребывая здесь лишь ради краткой аудиенции, в какой-то момент он поверил, что сюр так и кончится сюром. Отец не появится. Понятно, что безболезненный отъезд обратно в Шереметьево – без обещанной встречи, с ветерком, с мигалкой – был совсем уж оптимистичным вариантом, но так далеко Алекс старался не загадывать: там как пойдет.
В итоге к разговору, на который он настраивался все это время и, может, полжизни, именно сейчас он был и не готов.
– И где он меня ожидает? В бильярдной? В гостиной? В кальянной?
– Вас? Нигде. – Ринат наконец нашел возможность подколоть и насладился паузой сполна. – Михаил Андреевич приехал в семь тридцать, узнал, что вас нет, и пошел отдыхать.
– Вообще-то вы могли и позвонить.
– А смысл? В девять тридцать, по его просьбе, я его разбужу. Тогда вы и переговорите.
– То есть вы предлагаете мне прождать полтора часа? Как посетителю в приемной?
«Полтора часа» было с потолка. Алекс не только не понимал, сколько здесь времени, но и ленился смотреть.
– Алексей Михайлович, вы прождали порядка восемнадцати часов. Неужели не потерпите еще полтора?
Алекса пробило на ха-ха.
– Это, знаете, была такая история… Наверняка, впрочем, не знаете, но, может, что-то слышали… Как Коперник, перед тем как его сожгли на костре, сказал: «Я подожду еще сто лет, если сам Господь ждал зрителя пять тысяч лет…»
– Это был Кеплер, – ответил охранник с милейшей улыбкой. – И кстати, его не сожгли.
У Алекса испортилось настроение.
– А я хочу поговорить с ним сейчас.
Шутки кончились.
Потому что полтора часа сейчас – это было бы самое оно. Алекс принял бы душ. Почистил зубы. Стоило собрать те свои вещи, которые он успел уже раскидать, потому что краткий деловой разговор, и Алекс – он предчувствовал такой счастливый исход, – отлученный от церкви, отрекшийся от престола, выходит к машине, не задерживаясь более нигде. Михаил Андреевич очень занят. «Михаил Андреевич очень занят». Как всегда.
Кстати, еще одно, что было теперь железно: всегда, когда Алекс находится в этой квартире, надо заряжать айфон, и в принципе держать на ста процентах все девайсы и пауэрбанк. И все – в зоне видимости.
Так что, прежде чем устроить бунт, Алекс пошел и воткнул айфон.
Потому что просто сидеть на попе эти полтора часа означало принять их гребаные правила игры.
Алекс пошел, пошел, дернул пару дверей, нашел запертую, на которую он, впрочем, и думал с самого начала; подсмотрел в щелочку, стал бить ладонью и неестественно, как в сериале, выкрикивать:
– Отец!.. Папа!.. Это я! Открой!
На лице Рината, который пришел на крики, не было ни паники, ни озабоченности.
– Алексей Михайлович.
– А я не с вами разговариваю!
– Мы можем попробовать как-то без этого обойтись?
– Может быть, вы не будете так сильно рисковать своей работой?
– Я понимаю, что вы устали, перенервничали… Немножко выпили…
– Come on, dude! Ты не слишком много на себя берешь?
– Перестаньте ломиться в дверь.
– Ой, как страшно, – дурачился Алекс, но долбиться, впрочем, почему-то перестал.
– Я требую, чтобы здесь вы подчинялись приказам начальника охраны.
– А кто главнее – сын или начальник охраны?
– В этой ситуации – начальник охраны.
– В этой ситуации? Значит, все-таки революция? – глумился Алекс, но победой это все равно не выглядело. Ринат просто развернулся и пошел.
– Мы так никогда и не встретимся! Меня так и не допустят к тебе! О-о! – возопил Алекс, скребясь и оседая по двери. Как ни странно, это получалось у него гораздо естественнее, чем «отец» и «папа» накануне. Проба на роль обезумевшего принца – это было хорошо, но бессмысленно (Ринат посмотрел и пошел дальше).
– Я буду стримить! – крикнул еще Алекс, но вряд ли Ринат это понял.
Сначала он действительно пытался заснять что-то через скважину (сбегав за айфоном).
ALEX: ты видишь ты видишь это он лежит там на диване в спортивном костюме
ALEX: вон там в углу рукав видно и ногу
ALEX: его наверняка возят мертвого чтобы сбить меня с толку
ALEX: был такой анекдот он сам любил его рассказывать
ALEX: иностранный журналист спрашивает брежнева правда ли что по москве вместо вас возят чучело?
ALEX: брежнев отвечает это наглая ложь вместо чучела возят меня
Тео превращался в адресата шизофрении и потому молчал.
В Лондоне нет еще даже семи.
Алекса тряхануло, потом еще.
Предположительно, 5 %-ный раствор тетрабората натрия содержался в компоте
Тряхануло раз, потом еще.
Они с польским фермером – английским аристократом – разом посмотрели вверх, как на Бога, но «ремни» не зажглись. На панели горела одинокая сигарета. Алекс знал, что официальная реакция всегда запаздывает за самолетной реальностью: болтанка успевает благополучно завершиться, прежде чем командир экипажа включит сигнал «пристегните ремни», а стюардессы начнут отбирать еду.
Шуршат, громыхают неудобные, страшные «простыни» – английские газеты были консервативнее российских и все еще любили неудобный гигантский формат. Простыни громыхали страшными словами и возвещали то ли смерть, то ли арест [Mr. P.]а. (Все было так консервативно, что Алекс, почти носитель языка, долго не мог взять в толк, при чем тут интерн. Какой еще bloody интерн?.. Косвенно, по грамматике, понимая, что тут что-то не так, он, тайно и стыдясь, чтобы не дай бог сосед-аристократ не распознал в нем засланного врага, слазил в приложение. Он даже не помнил, когда пользовался им в последний раз. Intern – интернировать. Ок. Алекс просто не знал этого слова.)
…Как они задолбали, fuck. Алекс измучился, вертя газету так и так, потому что очередная колонка с толкованием того, что в Москве, ползла, как змея, через весь колоссальный лист, и это было невозможно читать.
Чтобы разгрузить глаза и мозги, он вернул весь этот громыхающий ком соседу, взял аэрофлотовский журнал – тот, что потоньше – SkyShop? – дешевские шмотки, ну ладно, – и начал перелистывать с красивеньких часов на бессмысленные браслеты из вулканического камня. Он через полжурнала сообразил, что здесь только на русском – фермер может что-то заподозрить, – не ожидал от «Аэрофлота» такой Podstava и Kolkhoz! – но может же юный английский dandy просто рассеянно таращиться на гламур и красоту.
