Когда пришел Биргер, боль вернулась. Лелле лежал, свернувшись калачиком. Он не слышал шума шагов – дверь открылась со звуком, напоминавшим тяжелый вздох, и в проеме возник грузный силуэт.
Лелле не без труда сел:
– Чем ты занимаешься, Биргер, черт возьми?
Биргер опустился на стул, стоявший в углу. Облизнул языком губы и долго сидел молча, прежде чем заговорил:
– Лелле, тебе, как никому другому, известно, что мы должны делать все возможное ради наших детей. Страдания наших детей быстро становятся нашими собственными страданиями. И мы, само собой, просто обязаны защищать их, сражаться до последней капли крови, если потребуется, ведь они, по большому счету, единственное наше богатство.
Лелле изо всех сил старался сохранять спокойствие.
– Где Мея?
Стекла очков Биргера поблескивали в полумраке.
– С ней все в порядке. Ты получишь ответы на все свои вопросы, если наберешься терпения и выслушаешь меня.
– Говори.
Биргер еле заметно улыбнулся, скрестил ноги, усаживаясь поудобнее:
– Мы всё делаем исключительно ради наших детей. Здесь между нами полное согласие, да, Лелле? Я купил эту землю, чтобы мои дети выросли в безопасном месте, где общество не смогло бы дотянуться до них своими когтями. Мы трудились не покладая рук все эти годы, чтобы нашим сыновьям не пришлось искать себя в коррумпированных джунглях, начинающихся за воротами нашей усадьбы…
– Развяжи мне руки, Биргер.
– Нет. Во всяком случае, не сейчас.
Он наклонил голову набок и строго посмотрел на Лелле. В его взгляде читалось: «Не перебивай меня».
– Тебе известно, почему я сторонюсь окружающего мира? – спросил он. – Все просто. Я оказался в положении жертвы с того самого дня, когда родился. Я был нежеланным ребенком, мои родители не хотели ничего знать обо мне. Моей ласковой матушкой пришлось стать государству. Оно выбрало мне приемных родителей-садистов, которым надлежало заниматься моим воспитанием. Я не собираюсь утомлять тебя рассказами о насилии, выпавшем на мою долю с малолетства, скажу только, что мое доверие к государству и его послушным гражданам умерло задолго до того, как я стал совершеннолетним.
– Меня не интересуют твои слезливые истории.
Биргер печально улыбнулся:
– К сожалению, одна такая история может повлечь за собой другую, и эти истории быстро начинают множиться, подобно сорнякам, заполоняющим все вокруг. Несчастья – заразная болезнь, переходящая от одного человека к другому независимо от нашего желания.
Лелле скривился:
– Какое это имеет отношение ко мне?
– Скоро все кусочки мозаики встанут на свои места, обещаю тебе, – сказал Биргер. – Среди моих историй есть одна, касающаяся наших детей, и я хочу рассказать тебе о моем сыне Ёране.
Он замолчал, снял очки с кончика носа и подышал на грязные стекла так, что они запотели.
– Ёран не такой, как другие. У него больная душа. В ней есть темная сторона, о чем мы догадались достаточно рано. Еще будучи маленьким, он набрасывался на животных с камнями и палками. Поджег псарню. Вел себя порой столь ужасно, что подобное можно лечить только с помощью сурового наказания и огромной любви.
– Послушать тебя, так парню нужен психолог. Или психиатр.
– Я и Анита знаем нашего сына лучше, чем все другие. Нам никогда и в голову не пришло бы передать его в чужие руки, особенно после всего пережитого нами обоими. Потерять веру в себя и достоинство – ну нет, мы никогда в жизни не обрекли бы наше собственное дитя на подобное. Мы занимались Ёраном здесь, дома, учили его уважать животных и сдерживать себя. И у нас все получилось. Он стал спокойнее. Пока не начался юношеский возраст. Ты же знаешь, что происходит с детьми в этом возрасте, Лелле? Гормоны начинают играть и полностью лишают их разума. К сожалению, у Ёрана всегда были проблемы с внешностью, и это тоже добавило масла в огонь. Как и все молодые мужчины, он, естественно, хотел встречаться с какой-нибудь девушкой и начал ездить по окрестным деревням, пытаясь очаровать кого-то. Но никто не клюнул, и в итоге беднягу постигло горькое разочарование. Тогда он начал искать другие решения.
У Лелле все похолодело внутри.
– Что ты имеешь в виду?
– Скажем так, он решил взять это дело в собственные руки. Мы ничего не знали, Анита и я. Только после рассказов младших сыновей до нас дошло, что болезнь Ёрана расцвела с новой силой. И что все оказалось гораздо хуже, чем мы когда-либо могли предположить.
– Его болезнь?
– Он начал приставать к девушкам. И он настолько устал от их постоянных насмешек, что стал распускать руки. Мы, как могли, старались взять его под контроль. Загружали работой, делали все возможное, только бы сгладить его разочарования. И все вроде пошло на лад. Сначала. Он потратил целый год на постройку собственного бункера у озера, не хотел, чтобы ему вообще никто помогал. Самой собой, он научился всему необходимому от меня. У нас уже было два подобных сооружения на участке, но Ёрану захотелось свое. Мы не возражали. Даже гордились, что он проявил инициативу. Но мы не знали, к чему это приведет.
Лелле прижался спиной к стене, старался не шевелить головой, чтобы его не вырвало.
Биргер, просунув пальцы под толстые стекла, вытер глаза.
– Прошло несколько месяцев, пока мы поняли, чем он занимался. Для Ёрана никогда не существовало разницы между животными и людьми. Для него одно и то же – охотиться на лосей или на женщин. Главное – вернуться с добычей. Он не понимает, что нельзя сблизиться с человеком, насильно похитив его.
Лицо Биргера задергалось, подбородок и щеки задрожали. У Лелле возникло ощущение нереальности происходящего, ему снова казалось, что он видит кошмарный сон. Он не хотел слушать дальше, но язык отказывался подчиняться.
– Другие мои сыновья пришли к нам и рассказали, что Ёран держит девушку в своем бункере. Он не выдержал и похвастался – ему хотелось показать свой трофей. Это стало настоящим шоком для нас, да будет тебе известно. Все произошло где-то в районе Янова дня три года назад, и, как ты, пожалуй, уже понял, именно твоя дочь попала к нему. Твоя Лина.
Лелле услышал дикий вопль, от которого мороз пробежал по коже. Но прошло довольно много времени, прежде чем он понял: кричит он сам.
Биргер поднялся со стула и отошел к двери, подальше от Лелле. В его руке блестело оружие, которое Лелле не заметил раньше. Подождал, пока снова установилась тишина.
– Как ни тяжело говорить это, но я должен сообщить тебе, что она погибла в Рождество. Если верить Ёрану, произошел несчастный случай. Он не собирался убивать девушку. Мне жаль, Лелле. Искренне жаль.
Стены задрожали в такт с ударами его сердца, вся комната заходила ходуном. Что-то сломалось внутри, Лелле чувствовал, как жизненные силы начали покидать его.
