В дверь позвонили. Пульс резко подскочил, а когда он бросил взгляд в окно, у него перехватило дыхание. Худенькая фигурка, белые пряди выбились из-под черной шапочки.
Лина, Лина, любимое дитя, это ты? Это ты, Лина?
Открыв дверь, Лелле почувствовал разочарование. Не Лина – Мея. Они несколько секунд таращились друг на друга. Ее глаза блестели от страха.
– Я опоздала на автобус. Не помешала?
– Нет, что ты, вовсе нет. Заходи.
Он включил свет, и ему стало стыдно за беспорядок, царивший вокруг. Мея осталась в куртке, а когда он предложил ей сесть, выбрала стул Лины. Он хотел запротестовать, но промолчал. Сварил ей кофе в турке, подвинул корзинку с черствым хлебом, пожалев о том, что у него нет печенья.
Взгляд Меи скользнул по грязной посуде в раковине, по магнитикам на холодильнике и фотографиям Лины там же.
– Какой красивый у тебя дом.
– Спасибо, – кивнул он.
– Дома в Норрланде такие большие…
– Это, наверное, потому, что никто не хочет жить здесь, на севере.
Она улыбнулась, обнажив щель между передними зубами, которую он не замечал прежде. Потом он вспомнил, что вроде и не видел, чтобы девчушка улыбалась.
– А мне здесь нравится, – сказала она. – Никогда бы не поверила в это, но мне правда здесь нравится.
– Ты имеешь в виду в Свартшё?
– Я имею в виду в Норрланде.
Лелле намазал хлеб маслом, и она последовала его примеру.
– Знай я, что ты заглянешь ко мне, купил бы что-нибудь. Я ведь один живу.
– У тебя нет подружки?
– Подружки у меня нет, а с женой мы развелись два года назад. У нее сейчас новый муж.
– Ого.
– Да, можно и так сказать.
Мея наморщила лоб, а он, глотнув свой остывший кофе, подумал, что впервые разговаривает об Анетт без чувства горечи. Скорее наоборот, ему было легко говорить о бывшей жене с девушкой, годившейся ему в дочери.
– Могу я спросить тебя кое-то? – посмотрел он на Мею.
– О чем?
– Как вы там живете в Свартшё? Я слышал, что у Брандтов даже телевизора нет.
– Мы слушаем радио и подкасты по вечерам.
– Подкасты?
– Да. Главным образом американцев. Ну, тех, которые болтают о новом мировом порядке.
– О новом мировом порядке?
Лелле заметил, что у нее порозовело лицо, она старалась не смотреть на него.
– Биргер верит. И Пер.
– Но не Карл-Юхан?
– Он вырос со всей этой болтовней, не знает ничего другого. Но может измениться, если посмотрит мир.
– Значит, это и есть твой план – расширить его кругозор?
Мея вздохнула, потупив взгляд:
– Он хочет, чтобы мы поженились и завели детей.
– Не сейчас же? Вы пока молодые.
Она подняла глаза и прищурилась, забавные ямочки заиграли на щеках.
– Я тайком глотаю противозачаточные пилюли.
Кухня утопала в мягком свете, тогда как весь остальной мир, казалось, был погружен в темноту. За окном завывал ветер, словно предупреждая, что на улицу лучше не высовываться. Глядя на свою гостью, Лелле с горечью думал о том, что это все равно не Лина, хотя ему нравилось общаться с Меей.
Девочка поднялась из-за стола, сполоснула чашку в мойке, подошла к холодильнику и стала рассматривать фотографии Лины. Их было десять. Голый младенец на животе… Восьмилетняя девочка с щелью между зубами на красном снегоходе… Последний снимок был сделан на школьном празднике по поводу окончания учебного года. Лина была в белом платье с красивой прической. Наклонив голову набок, Мея всматривалась в фотографии, словно пыталась найти какой-то ответ.
– Уже поздно, мне надо позвонить, чтобы меня забрали, – сказала она, повернувшись к нему.
– Я отвезу тебя.
Ветер не унимался, и даже в машине было слышно, как скрипят сосны по обеим сторонам дороги. Лелле ехал медленно, ему хотелось растянуть поездку. Мея сидела на пассажирском сиденье рядом с ним, думая о чем-то.
– Ты можешь высадить меня здесь, – сказала она, когда он повернул на ведущую к Свартшё дорогу.
– Я могу довезти до дома. Иначе тебя сдует ветром.
– Но я хочу пройтись. – В ее голосе прозвучали напряженные нотки.
Лелле сбросил скорость и остановил машину.
Неожиданно она повернулась к нему и торопливо обняла, прижавшись холодной щекой к его щетине:
– Спасибо, что подвез.
Она выскользнула в темноту и, не хлопая, закрыла дверцу.
Лелле проводил ее взглядом, потом еще долго сидел, слушая завывание ветра. Ощущением пустоты в груди росло. Он знал, что Мея не случайно пришла к нему – на то имелась причина. И когда они еще сидели в его кухне, он чувствовал, что между ними возникла невидимая связь.
* * *
Темнота окружала ее со всех сторон. Пара окон в доме светились, а за ним черной стеной возвышался лес. У нее был с собой налобный фонарь, который дала Анита, чтобы добираться до курятника. Курам не нравилось предзимье. Они сидели, распушив перья, нахохлившись, и почти перестали нестись. Считалось удачей, если удавалось найти два-три яйца.
Семейство Брандтов собиралось в гостиной почти сразу после наступления темноты. Мея сидела, съежившись, перед камином вместе с Карлом-Юханом. Братья не слезали с дивана. Биргер обосновался в своем кресле и вставал только для того, чтобы подбросить дрова в огонь. Анита щурилась на свое вязанье. Пряжи у нее, похоже, было запасено на века. Мея даже завидовала ей. По крайней мере, на спицах можно сфокусировать внимание и не слушать надоевшие разглагольствования о приближающейся войне и конце света. Биргер во время этих разговоров буравил Мею взглядом, словно пытаясь убедиться, что она внимательно слушает
Они хотят, чтобы мы жили в той реальности, которую они нам подсовывают. Чтобы мы сидели, уткнувшись в экраны мобильников и мониторы компьютеров. Они боятся, что мы начнем оглядываться по сторонам и сомневаться в правильности происходящего в мире.
У нее не было собственной комнаты, не было даже уголка, где бы она могла спрятаться. Сыновья Биргера кружились вокруг нее подобно мухам. Ёран и Пер стремились сесть рядом при первой возможности. Брали за руку, словно она была для них источником энергии.
Она всегда мечтала о настоящей семье, о братьях и сестрах, но сейчас ловила себя на том, что ей очень хочется оказаться в одиночестве. И дышать полной грудью. Она начала понимать, хотя и не хотела признаваться себе в этом, что не только темнота и холод угнетали ее.
Карл-Юхан без стука распахнул дверь в их комнату и сунул голову в образовавшуюся щель:
