Лелле развернулся и поехал по Серебряной дороге назад.
– На автобус особо нельзя полагаться, – сказал он.
– Да, постоянно опаздывает…
Он включил дальний свет и, прищурившись, посмотрел в сторону леса. Скоро все побелеет. Ветви деревьев склонятся под тяжестью снега, а земля замерзнет почти на полгода. Еще одна зима. Он не знал, как переживет ее. Почувствовав, что Мея косится на него, попытался встретиться с ней взглядом, но она быстро отвернулась.
– Значит, ты живешь в Свартшё?
– Угу.
– С Биргером и Анитой?
– Ты знаешь их?
– Так себе. Вы родственники?
Она покачала головой:
– Их сын, Карл-Юхан, мой парень.
Люди обычно морщили носы, когда дело касалось Биргера Брандта и его семейства, хотя никто, похоже, особо не знал их. Они редко появлялись в деревне, и было непонятно, как они обеспечивают себя всем необходимым. Хотя чего тут непонятного – свое хозяйство, охота… Эти Брандты вызвали волну недовольства, когда забрали сыновей из школы, заявив, что сами научат мальчиков всему, как это делали в прошлом. Лелле не знал, чем все закончилось, пошел ли социальный департамент на уступки, но он никогда не видел их в школе.
– Ты куришь? – спросила Мея внезапно.
– Только летом.
В машине пахло табачным дымом, конечно. Запах впитался в ткань сидений, да он и не убирался в салоне, честно говоря. Пепел лежал тонким слоем на приборной панели. Ему стало немного стыдно.
– А ты куришь? – спросил он.
– Нет, я бросила.
– И хорошо. Сигареты – зло.
– Карл-Юхан говорит, что государство специально подсовывает табак народу с целью избавиться от слабых.
Лелле скосился на нее:
– Я никогда не слышал об этом раньше. Но ведь государство борется против рака?
Мея вздохнула, смотря в темноту:
– Ослабленное население дает государству больше пространства для маневра. Так говорит Биргер.
– Вот как…
Лелле закашлялся от неожиданности, он изо всех сил старался не рассмеяться, чтобы не обидеть девушку. В первое лето он искал Лину на землях Биргера. Они все помогали ему, Биргер, его жена и их сыновья. Дали ключи от сараев и погребов, позволили исходить всю территорию вдоль и поперек.
Он наблюдал за девчушкой уголком глаза, обратил внимание на оставшиеся после лета веснушки. У нее были худенькие плечи, она выглядела хрупкой, как первая льдинка, образовавшаяся, пока зима еще не пришла по-настоящему.
– Как долго ты живешь в Свартшё?
– С лета.
– А где жила раньше?
– Везде понемногу.
– Судя по диалекту, ты приехала с юга.
– Я родилась в Стокгольме. Но жила повсюду.
– А как твои родители относятся к тому, что ты так рано ушла от них?
– У меня только Силье, и ее это не волнует.
Ей явно не нравились вопросы. Пальцы беспрестанно находились в движении, барабанили по коленкам, нервно теребили джинсы. Он подумал о Лине, о том, как тяжело было общаться с ней. И тем труднее, чем старше она становилась. Словно годы увеличивали пропасть между ними, постепенно делая чужими. Что бы он ни говорил, Лина кривилась и закатывала к небу глаза. Тогда это злило, но сейчас ему этого не хватало.
Мея подняла руку и показала на указатель между деревьями:
– Ты можешь высадить меня там.
– Нет, я отвезу тебя до дома.
Она обеспокоенно заерзала на сиденье, словно ей не понравилась его идея, но Лелле сделал вид, что не заметил этого. Захотелось узнать, почему девчушка добровольно поселилась в столь уединенном месте, неужели только из-за юношеской любви? В Свартшё не было ничего привлекательного – один только лес вокруг.
У ворот он остался сидеть за рулем, пока Мея набирала код.
– Парень Биргера Брандта, наверное, самый настоящий ловелас, – сказал он сам себе.
Освещенные окна дома, казалось, пылали огнем. Мея нервно теребила кончики волос. Лелле тоже стал испытывать беспокойство, хотя и не мог объяснить его причины.
Биргер стоял на верхней ступеньке крыльца, когда машина развернулась перед домом. У Лелле создалось впечатление, что старость преждевременно подкралась к этому человеку, он здорово сдал со времени их последней встречи.
Мея вылезла из машины, и Биргер погладил ее, словно собаку. Грубовато, но с любовью.
– Леннарт Густафссон, сколько лет, сколько зим! – воскликнул он и сделал приглашающий жест. – Ты же не откажешься от чашечки кофе?
* * *
Тень танцевала на стене, раскачивала худыми руками. Мотала головой из стороны в сторону. Тень повторяла ее движения – это она мотала головой, так что брызги летели с мокрых волос. В носу зудело от запаха мыла, она успела отвыкнуть от него. Мытье и шоколад зарядили ее энергией, и она смогла поднять тумбочку восемь раз подряд. Поднять и замахнуться. Она хлопнула ладошкой по ладони тени. Давно уже не чувствовала себя такой сильной.
Когда он пришел, еды не было. Бóльшую часть она отправила в ведро, которое использовала в качестве туалета, но даже если он и заметил это, все равно ничего не сказал. Просто вышел с ведрами, как всегда, и скоро вернулся, наполнив комнату запахом холодного воздуха и кисловатым запахом тела. Глаза вспыхнули от удивления в отверстиях в ткани.
– Ты помылась!
Она села спиной к тени. Шершавая стена царапала лопатки. Стало страшно – сейчас, когда она чистая, он сделает с ней такое… Наблюдала за ним, пока он двигался по комнате, следила за его руками, когда доставал еду из рюкзака. Темная кровяная запеканка и брусничное варенье. Тумбочка слегка качалась, когда он выкладывал на нее плошки.
– Жаль, у меня нет камеры с собой, – сказал он. – Сейчас, когда ты так хорошо выглядишь.
Кровать запротестовала, когда он сел. Сама она молчала. Слушала только свое собственное хриплое дыхание, когда он прикоснулся к ней, провел пальцами по волосам, опустил их на шею.
– Почему ты решила привести себя в порядок именно сегодня?
Грудная клетка дрожала, мешала говорить.
– Я подумала, если я поем и вымоюсь, ты, пожалуй, позволишь мне выйти наружу хоть на минутку и подышать свежим воздухом.
Он поднял ее подбородок и встретился с ней взглядом:
– Поцелуй меня, тогда посмотрим.
Его черная маска оказалась влажной, когда коснулась ее лица; через отверстие он хищно впился губами в ее губы. Она сжалась в комок, потом не выдержала и отпрянула. Потом увидела, как ее тень сопротивляется, когда он в ярости стал срывать с нее одежду. Она била и царапала его, пока он не начал наносить удары в ответ. Кровь бежала со лба и стекала в рот, когда он прижал ее к кровати.
