Участок, который им требовалось обследовать, был сплошь покрыт густыми зарослями кустарничков и высокой травы, и ему приходилось высоко поднимать ноги, словно он шел по глубокому снегу. Справа от него пыхтела пожилая женщина, а слева был мужчина, без умолку сыпавший рассказами о том, как в армии он был егерем и как им приходилось справлять большую нужду в лесу, где полно комаров. Всю задницу съели. Лелле молча двигался вперед, смотря себе под ноги; по долетавшим, как сквозь вату, крикам он пытался понять, насколько удачно проходили поиски. В воздухе витал тяжелый запах отчаяния. Голова раскалывалась. Точно так же они искали Лину три года назад, а потом перестали этим заниматься. Он злился на людей, а к некоторым испытывал лютую ненависть. Из-за бестактности, из-за попыток в качестве утешения похлопать его по плечу, словно он был животным. Не найдя его дочь, все эти люди вернулись к своим детям и продолжили жить обычной жизнью. До сих пор он не мог смотреть на людей так, как раньше.
К тому моменту, когда поиски закончились, у него прорвалась мозоль, и пропитанный кровью носок прилип к обуви. Им так и не удалось найти никаких следов исчезнувшей девушки. Ноги не гнулись, когда он шел назад к своей машине. Над озером висел легкий туман, и у воды по-прежнему двигались тени. Вокруг царила тишина. Ни криков, ни собачьего лая, люди ходят, понуро опустив голову. И это было ему хорошо знакомо, отчего стало совсем невмоготу.
Лелле едва не упал, споткнувшись о корягу, а когда выпрямился, увидел отца пропавшей девушки. Седые волосы, аккуратно зализанные во время телепередачи, сейчас стояли торчком, и все равно Лелле сразу узнал его. Он хотел пройти мимо, опустив голову, но не смог. Прошел через заросли и встал перед ним. Они смотрели друг на друга, и Лелле лихорадочно пытался найти нужные слова. Он услышал, как назвал собственное имя. Откашлялся, собираясь с духом.
– Моя дочь исчезла три года назад, – сказал он. – Если кто-то понимает, что ты чувствуешь сейчас, то именно я.
Отец Ханны Ларссон молча моргнул в ответ, его глаза стали белыми от ужаса. Лелле увидел это, и ему стало стыдно.
– Я есть в телефонном справочнике, если ты захочешь поговорить.
Больше он ничего не смог добавить. Он увидел, что своим появлением испугал мужчину, что тот узнал его. Пожалуй, видел в новостях, когда все только произошло с Линой и надежда на счастливый исход была еще велика. Прошло три года, и уже ничто не внушало ее. Опыт Лелле был кошмарным, никто бы не пожелал себе такого.
Вернувшись в машину, он какое-то время сидел, уронив голову на прохладный руль, и рыдал без слез. Его мучила совесть. Он стыдился того, что среди всеобщего отчаяния ему внезапно улыбнулась надежда. Он почему-то решил, что новое исчезновение изменит все.
* * *
– Ты не могла бы одеться?
Силье лежала в шезлонге. Белый треугольник на месте сбритых лобковых волос светился в лучах вечернего солнца. На поросшей травой кочке стоял бокал с вином, рядом – цветок из окурков, которые она сминала прямо о землю.
– Здесь такой воздух, что одежда ощущается лишней.
В ее голосе появились оттенки, предупреждавшие, что приступ мог произойти в любую минуту. То, что она покрасила волосы в черный цвет, было только началом. Мея подумала о докторе Роосе. Может ли он выписать лекарство? Или теперь, когда они переехали, Силье придется искать нового врача? В такой глуши вряд ли есть психушка, не говоря уже о центре экстренной психиатрической помощи.
Она провела у себя под носом сигаретой Силье, вдохнула запах табака:
– Я бросила курить.
– Почему?
– Поскольку это отвратительно и поскольку я обещала Карлу-Юхану.
Силье закурила новую сигарету и выпустила дым в направлении Меи.
– Его действительно так зовут? – усмехнулась она. – И у него нет никакого прозвища, которое произносилось бы легче?
– А что не так с Карлом-Юханом?
– Слишком уж это имя претенциозное, тебе не кажется?
– Я считаю его очень красивым.
– Ты не должна делать все в угоду этому парню. Мужчинам необходимо сопротивление, иначе они устают от нас.
– Я не нуждаюсь в твоих советах.
Силье неловко подняла бокал, расплескав часть содержимого на траву. Наклонилась вперед и погладила Мею по волосам свободной рукой. Улыбнулась между облачками дыма:
– Моя маленькая умненькая Мея, ты не нуждаешься в моих советах и тебе не нужен никакой мужчина. Ты прекрасно можешь справляться сама, я всегда это говорила.
Мея отвернулась, чтобы мать не смогла дотянуться до нее со своими нежностями. Красное вино делало Силье сентиментальной.
– Карл-Юхан не такой, как все другие парни. Он действительно любит меня. По-настоящему.
– Вы спите друг с другом?
Мея сломала незажженную сигарету на две части, на джинсы посыпался табак.
– Это не имеет никакого отношения к делу.
– Я знаю, что тебе не хочется верить в это, но я твоя мать.
Они услышали шум мотора раньше, чем увидели автомобиль. Мея потянулась за лежавшим на траве одеялом и поспешно набросила на Силье. Когда Карл-Юхан подъехал на своем «вольво», она уже стояла у дороги.
– Куда ты? – крикнула Силье.
– Я собираюсь праздновать Янов день в Свартшё, у Карла-Юхана.
Силье стряхнула пепел на траву и протянула руки:
– Если ты будешь отсутствовать все выходные, я бы хотела обнять тебя.
Мея сочла, что лучше не спорить – не дай бог, мать выкинет очередной фортель. Под руками матери покорно вдохнула запахи табака и краски для волос. Силье отодвинула ее от себя, подняла солнечные очки, и их взгляды встретились.
– Ты не такая, как я, Мея. Помни об этом. Тебе не нужен мужик, чтобы выжить.
* * *
Он вернулся в Арьеплуг следующим вечером. Палатки уже не было, а в лагере установили «Шест обещаний» к Янову дню. Лелле избегал людей, исчез в зарослях и в одиночку занимался поисками. Он сдался, только когда от озера начал подниматься туман.
Усталость, сигаретный дым, бьющее в глаза низкое солнце сыграли с ним дурную шутку – проезжая Лонгтреск, он не увидел северных оленей. Вернее, увидел, но слишком поздно. Олени стояли вразброс на дороге, еще с клочьями зимнего меха на боках, из-под кожи выпирали ребра. Лелле инстинктивно вывернул руль, но ему не удалось избежать столкновения. Он услышал глухой звук и почувствовал удар. Мотор продолжал работать, и, дрожа от испуга, он наблюдал, как все стадо сорвалось с места. Недокуренная сигарета выскользнула из руки, упала на приборную панель перед лобовым стеклом и продолжила тлеть. Он взял ее трясущимися пальцами и вылез из машины.
На асфальте темным пятном выделялась туша. Четырехлетний самец, судя по размерам. Лелле громко выругался в тишине, когда увидел, что олень еще дышит. Грудная клетка периодически поднималась, на остатках белого зимнего наряда виднелись красные полосы крови. Ничего другого не оставалось. Лелле принес пистолет из бардачка, снял его с предохранителя и через несколько шагов оказался около раненого животного. Глаза оленя смотрели на него, когда он прижал ствол ко лбу и спустил курок. Конечности несколько раз дернулись, и все закончилось.
