Читал ли ты «Отверженных», дорогуша? По-моему, Виктор Гюго обалденный гений.
Так или иначе, я думаю, что ты сейчас в середине очень черной ночи, поэтому хочу тебе напомнить, что солнце непременно взойдет. Обязательно! Обещаю, ОК?
С любовью,
Пенелопа
P. S. И может, когда оно взойдет, мы все-таки посмотрим «Завтрак у Тиффани»? Подумай об этом, дорогуша.
У Вэл немытые волосы, на ней все те же дырявые джинсы, что и в больнице, и когда она спрашивает: «Где ты сегодня заблудился?», напряжение в ее голосе почти осязаемо.
– Сам не понимаю, Вэл. Как он?
– Все так же. Не знаю.
– Но хотя бы дышит сам?
Она пожимает плечами:
– Они надеются, что скоро сможет.
– Они надеются.
Вэл облокачивается на кухонную стойку:
– Ной, ты мне нужен прямо сейчас. Родители тут не помогут, они и так не в себе. Не бросай меня опять.
– Опять?
– Ты знаешь, о чем я.
– Вообще-то, нет.
– Последние недели ты сам не свой, – говорит она. – Отдалился или типа того.
Я помню слова отца: Вэл пришла потому, что ей не все равно, но мне ее забота не нужна. Я так и собираюсь сказать, но вместо этого спрашиваю:
– Вэл, в какой институт ты собираешься в следующем году?
– Что?
– В следующем году. Куда ты будешь поступать?
Она медленно распластывается на стойке, и я вижу, что Вэл вот-вот расплачется.
– Кого на хрен сейчас волнует институт? Жизнь Алана висит на волоске, и мне просто не верится, что именно тебе, его лучшему другу, настолько наплевать.
– Вэл, послушай. Мне не наплевать. Со мной кое-что произошло.
– Ты о чем?
– На той вечеринке. Или после нее. Я кое с кем познакомился, и тогда я слишком много выпил, мне бы поостеречься, но, как ты и сказала, я уже давно был слегка не в себе, а он пообещал помочь, вот я и пошел к нему домой. Вэл, этот парень… он сломал мне мозг. Голова у меня совсем набекрень.
В кухне ненадолго устанавливается тишина, а потом Вэл говорит:
– Это был Ротор?
Есть такая сущность, безымянная сущность, которая живет так глубоко внутри, что мы забываем о ней, но внезапно что-нибудь случается, и эта безымянная сущность вспыхивает на раз.
– Что?
– Ротор Лавлок. – Она делает шаг вперед.
– Стой.
– Я должна тебе кое-что рассказать, Но. – И вот вспышка внутри превращается в бушующее пламя. – Помнишь, на прошлой неделе, когда мы сидели в бассейне, я упомянула, что Лавлоки приходили на ужин? Они еще принесли ту гигантскую жестянку с карамельным попкорном, с которой Алан потом носился. Он был на практике, когда они приходили. Короче, после ужина Ротор стал меня спрашивать про фотографию, я показала кое-что из аппаратуры. И мы разговорились про хобби, и он сказал, что увлекается гипнозом…
– Погоди.
Я беру Вэл за руку и веду в подвал, где она продолжает рассказ:
– В общем, Ротор рассказал мне историю про своего друга, который повредил колено, играя в баскетбол, но доктора твердили, что ничего там нет. Но друг не врал: это была психологическая травма. И вот Ротор приводит парня к себе домой, гипнотизирует его, и боль пропадает. Как не бывало.
И мне сразу подумалось о твоей спине, Ной, ведь никто не мог понять, в чем проблема. Поэтому я рассказала ему о тебе.
– Что именно?
– Что один из моих друзей повредил спину на плавании и с тех пор как бы… в тумане.
– В тумане?
– Ротор заявил, что он сумеет помочь, но все должно быть естественно. Без всяких «свиданий вслепую», без официальных приглашений, ничего такого. Чтобы не возникало ощущения нарочитости, иначе ты зажмешься.
– И что ты сделала?
– Ничего особенного. Я просто должна была привести тебя на вечеринку. А потом в библиотеку.
Теперь я понимаю, кого Ротор имел в виду, когда говорил «один я не справился бы», и вспоминаю: именно Вэл указала мне путь в библиотеку в доме Лонгмайров, и теперь, у нас в подвале, я вспоминаю, как давным-давно двое друзей смотрели «Через Вселенную». Тогда все было гораздо проще, а теперь слишком многое поменялось.
– Я не знаю, куда он тебя увел и что случилось. Уговор был про час в библиотеке, только и всего. Он сказал, что этого хватит.
– Он тебя обманул, Вэл.
– В каком смысле?
– Ротор не собирался мне помогать. Наверное, он слышал о моей травме и придумал байку насчет баскетболиста, зная, что ты клюнешь.
– Но зачем? – спрашивает Вэл.
Настало время сказать вслух правду:
– Ротор не просто загипнотизировал меня.
В ту ночь, впервые после того как я очнулся в доме Ротора, мне снова снится тот сон: комната другая и кровать другая, но та же ослепляющая яркость, те же буквы дрейфуют в воздухе и, собираясь в слова, составляют фразу «на особый манер», и снова Алан стоит в углу, весь промокший до нитки, он поворачивается и шевелит губами под Space Oddity, а рядом с кроватью пес пытается залаять, но не может.
92. на особый манер
Назавтра мама спозаранку врывается в комнату без стука:
– Проснись и пой, сынок. Нам пора.
Я уже проснулся и лежу, разглядывая потолок:
– Я не пойду в школу.
– А я и не про школу.
Я сажусь:
– Алан?
– У него все по-прежнему. У нас другие планы. Выезжаем через полчаса, – говорит она, выходя.
– Мам. – Она останавливается, но не оборачивается. – А Чикаго-Грейс по пути?
– Возможно.
Полчаса спустя я бережно погружаю розовый чемодан Пенни с черепом на боку на заднее сиденье маминого «ленд-ровера».
– А это зачем?
– Ни за чем, – отвечаю я. – Там куча комиксов, которые Алан оставил у меня. Думаю, ему приятно будет их увидеть, когда он очнется.
