В главе 17 «Моего года» Клетус говорит Натану: «Иногда я не знаю, что пишу, пока не допишу. Иногда я не знаю, о чем думаю, пока не прочитаю написанное. А иногда я не знаю, куда иду, пока там не окажусь».
Подарок мистера Элама напугал меня, но до сих пор не представлял масштаба бедствия.
Я размещаю ноутбук строго параллельно настольной лампе. На другом конце стола идеальными стопками лежат мои аккуратно отпечатанные черновики. Моя работа, моя кровать, мое кресло, моя комната и мое тело в ней – все на правильных местах. Но нет того покоя, который я обычно обретаю благодаря привычному порядку.
Я думаю о человеке, который не держит ничьих фотографий у себя дома, игнорирует приветливую хозяйку гостиницы, отталкивает нового знакомого, когда тот подошел слишком близко; о человеке, чье общество составляют старые бейсбольные карточки, пепел кота и бурбон; о человеке, чей девиз теперь гласит: «Когда придет мой срок, тогда и придет»; о человеке, который стремительно приближается к годовщине того дня, когда он все потерял, и раздает свои самые ценные сувениры. И еще я думаю о безымянной могиле.
Жужжит телефон. И снова жужжит, прежде чем я успеваю вынуть его из кармана. Потом опять, пока я открываю сообщения, и наконец еще раз, уже когда я их читаю.
Алан: Билет с автографом Али КАК У ТЕБЯ продается на ибэе за $ 2200
Алан: АВТ М ДЖ ИДЕТ ПО $ 800–1200
Алан: ТЫ В ШОКОЛАДЕ
Алан: стопудово проверь ту бейсбольную карточку, спорим, она тоже стоит кучу денег
Я бросаю телефон на стол, гуглю номер гостиницы и, когда трубку берет сама Амброзия, рассказываю ей, чт[о] было в конверте и как я беспокоюсь за мистера Элама.
– Он сейчас отдыхает, – говорит Амброзия, – просил его не беспокоить.
Я обещаю ей, что попробую еще раз, отключаюсь и смотрю на экран – и тут мне приходит в голову одна мысль. Я встаю, вытаскиваю корзину для белья и шарю в карманах, пока не нахожу то, что искал: помятую бумажку, которую Сара дала мне вчера вечером.
Будет только лучше
Моби Дик отстой
Один или одинок
Сначала я думаю позвонить ей, но тема слишком деликатная. «Слушай, насчет твоего отца…» Нет, тут нужна личная встреча.
Следующие три минуты я сочиняю сообщение и в конце концов останавливаюсь на: «Привет, это Ной» с точкой в конце. Думаю, точка имеет решающее значение. Она говорит: я не зануда, но достаточно тебя уважаю, чтобы соблюдать пунктуацию.
Через несколько секунд после отправки я получаю пугающую эсэмэску: «…»
…
…
Целую вечность одни точки.
Наконец ответ:
Сара: Ной, Ной, Ной.
Я невольно улыбаюсь. Сара тоже поставила точку.
Сара снимает пальто (облепленное льдинками) и бросает на пол.
– Ты что, шла пешком? – Я борюсь с желанием подобрать пальто и аккуратно повесить на вешалку.
– Ага, – отвечает она. – Я люблю снег.
– Ты любишь снег?
– Обожаю снег. Моя любовь к снегу глубока и светла. – Ее взгляд падает на голый матрас. – В прачечную собрался?
– Типа того.
Сара плюхается на кровать, а я сижу у стола и стараюсь не давать волю воображению.
– Знаешь такие фильмы, где парень появляется на крыльце у девушки и совершает какой-нибудь романтический жест? – спрашивает она.
– Конечно знаю. Например, «Скажи что-нибудь».
– Да, хороший. Но я вспомнила «Реальную любовь», там есть идиотская сцена, где чувак появляется у героини под дверью с огромными карточками, на которых написано признание в любви.
– Почему идиотская?
– Ну, во-первых, девушка, которую он пытается охмурить, замужем за его лучшим другом. Кроме того – катастрофическая сюжетная натяжка, – откуда ему знать, что именно она откроет дверь? А вдруг открыл бы его друг?
– Верно подмечено.
Сара кивает.
– Но суть в том – только не смейся, – что я могла бы простить любые натяжки, если бы в кадре шел снег.
– Ого!
– Как мне видится, если парень приходит с записками и бумбоксом, у него попросту куча свободного времени. Но если он появляется в снегопад, то это или судьба, или волшебство.
– Или очень продвинутая метеорология.
– Именно, – говорит Сара. – Как ни крути, дико сексуально.
У всех девушек, с которыми я общался, рано или поздно наступал момент, когда они оценивали обстановку комнаты, отражающую мою личность. Чистота и порядок, белые и пастельные цвета, прямые углы, под которыми расположены все предметы: я знаю, что это необычно. Ну и пусть, а мне нравится.
Хотя остальным нравится не всегда.
Сейчас взгляд Сары путешествует по прямым углам и мягким цветам.
– Твою комнату будто Уэс Андерсон режиссировал, – замечает она.
– Сочту за комплимент.
– Ручаюсь, он тоже зануда.
– Тоже?
– Ной! Чувак! Ты клинический зануда.
– Я предпочитаю определение «с милыми странностями».
У нее в сумке звякает телефон, но Сара не обращает на него внимания:
– Судя по твоему сообщению, тебе нужен мой совет…
Я на ходу перестраиваю планы. Сара мне нравится, но я недостаточно хорошо ее знаю, чтобы предсказать ее реакцию, а суть в том, что я очень хочу узнать Сару получше, и в ближайшие несколько минут станет ясно, есть у меня шанс или нет.
Я начинаю с мистера Элама и наших прогулок, потом рассказываю о беседе, которая состоялась у нас в начале недели, затем о нашей с Аланом сегодняшней встрече с Амброзией и, наконец, перехожу к содержимому желтого конверта:
– Он отдал мне вещи, которые очень важны для него, ну или были важны, без разницы. Кроме того, приближается годовщина, а Амброзия говорит, что в День благодарения ему не за что быть благодарным.
– Так.
– Поставь себя на его место, Сара. Единственное, что хоть чуть-чуть напоминает дружеские отношения, – урна с пеплом его кота. И я вот тут подумал, а вдруг…
– Ты про моего отца?
Пауза.
– Слушай, прости. Не стоило заводить этот разговор…
– Ничего. Он никогда особенно… У папы не было никаких тревожных признаков. И он не раздаривал памятные вещи, насколько я знаю. Он просто всегда был… печальным. Сколько его помню, он постоянно грустил. Такое случается.
