– Йоу, – приветствует меня Алан, подсаживаясь ко мне в машину. Он берет мой телефон, лежащий тут же, пролистывает каталог треков Боуи и находит Space Oddity. – Ну, как все прошло? – спрашивает он.
Я выезжаю от дома Роса-Хаасов на улицу.
– Что прошло?
– Мануальный тетрапед.
– А… Хорошо.
На самом деле доктор Кирби заявил, будто замечает «большой прогресс», и это вроде как ставит под вопрос реальное состояние моей спины, а то и реальную квалификацию Кирби как врача.
– Он говорит, будет только лучше.
Алан вздыхает в своей театральной манере и отворачивается к окну.
– Ну что? – спрашиваю я.
– Да ничего.
– Давай говори уже.
Крутанувшись на сиденье, он разглядывает меня, пока я веду машину:
– Просто не надо меня лечить, как всех остальных. Вот и все. Не надо меня лечить.
– О чем ты?
– Слушай, я все понимаю. Ты решил, что тебя загнали в угол, требуют от тебя чемпионского плавания, и ты хочешь откосить.
Я молчу, потому что отрицание сейчас только подтвердило бы его версию.
– Ну и ладно, – говорит Алан и снова отворачивается к окну, но потом передумывает: – Еще одно, а потом я умолкну. И я сейчас говорю только потому, что потом пожалею, если не скажу.
– Слушаю тебя.
– Ты мой лучший друг, Но. С двенадцати лет, когда я тебе открылся и мы вместе поссали из окна, как маленькие хозяева жизни. Ты для меня – не все остальные. Для меня ты – это ты. И я тоже не должен быть для тебя остальным. Четыре дня тому назад ты извинялся, что не был рядом в нужную минуту, и я на сто процентов простил тебя, но быть рядом с человеком – это значит еще и не вешать ему лапшу на уши. Не хочешь рассказывать, ладно. Только не жди, что я, не моргнув глазом, приму твое вранье.
– Ладно.
– Ладно? Ну и как твоя спина?
– Спина у меня не болит и никогда не болела.
Алан опускает стекло в дверце машины:
– Спасибо. А теперь давай поссым в это окошко.
По дороге в «Амброзию» я пересказываю Алану подробности разговора с мистером Эламом, и, к чести Алана, он ни разу не возвращается к тому факту, что я бесстыдно врал все лето. И его не заботит мое нежелание говорить об этом; он просто не хочет, чтобы я его обманывал.
– Один плюс один плюс один равняется один, – повторяет Алан последние слова моей истории о том, как жена мистера Элама любила математику и как эта фраза превратилась в их семейный девиз.
– Именно.
– Но ведь не равняется.
– Алан.
– Что?
Я качаю головой:
– Прямо не верится, что тебя наконец научили считать.
– Ты хочешь сказать, что один плюс…
– Я говорю, что конечно же не равняется. Идея в том, что такой девиз, видимо, обозначает семью из трех человек, которые являются единым целым.
– Да, логично. Но я требую занести в протокол неодобрение шуток на тему моих математических способностей.
– Так и запишем.
– А что случилось потом? – спрашивает Алан.
– Он более или менее рассказал мне всю историю своей жизни, но ни разу не упомянул ребенка. Поэтому я спросил, есть ли у него дети.
– И?
– И он указал мне на дверь. Это было в понедельник. Вчера он не явился на прогулку.
– Может, он плохо себя чувствует? Колено подвернул или типа того. Со стариками такое случается.
– Такое со всеми случается.
– Погоди, нам разве не сюда? – спрашивает Алан, указывая на вывеску «Амброзии», которую мы минуем.
– Да, но сначала я хочу проехаться по маршруту мистера Элама – вдруг мы его там увидим?
– Почему?
– Потому что у меня нет кода, Алан, то есть придется звонить в звонок, и я не знаю, кто ответит, да и ответит ли хоть кто-нибудь, и я не знаю, как отреагируют на мою просьбу повидать одного из постояльцев, поскольку я раньше не сталкивался с людьми, постоянно живущими в гостинице, и не в курсе правил этикета.
Я почти слышу, как Алан хлопает глазами.
– Жутко утомительно, да? – говорит он.
– Что?
– Быть тобой.
– Не то слово.
Мы едем от Милл-Гроув к Эшбрук, высматривая мистера Элама. Даже с включенной печкой в машине зябко – холод просачивается через стекла. Я прибавляю жару и застегиваю куртку.
– Ну, – спрашиваю я, не отрывая глаз от дороги, – встречаешься с кем-нибудь?
– Встречаюсь ли я с кем-нибудь?! Нет, ни с кем не встречаюсь. А ты что, претендуешь?
– Мечтать не вредно. – Держа руль одной рукой, я целую бицепс на другой. – Но серьезно, ты же у нас, типа, как серийный соблазнитель.
– Ты намекаешь, что тебя можно соблазнить каким-нибудь сериалом?
– Не увиливай. Давай устроим Дин и Карло на эту тему.
– Ной!
– Алан!
– Мы сейчас отмораживаем помидоры внутри твоего «болт-забея», объезжая квартал за кварталом в поисках старика с зобом.
– Чувак, имей уважение.
– Извини. В поисках мистера Элама. Смысл в том, что тут не до Дина-и-Карло.
– Как насчет Лена? – спрашиваю я. – Или это был одноразовый случай?
– Какого Лена?
– Ковальски.
– А он тут при чем?
– Лен Ковальски.
– Бесконечное повторение имени не очень-то помогает.
– Я про ваши лобзания на вечеринке у Лонгмайров в конце лета. Не знаю, вышло ли…
– Постой, – перебивает Алан. – Я и Лен Ковальски?
– Ага.
– Ты видел, как мы целуемся с Ковальски на той вечеринке у Лонгмайров?
– Гляди-ка, стоит раз назвать его имя, и уже не остановиться, скажи?
– Лен Ковальски?
– Давай только не увлекаться, – морщусь я.
– Тот мелкий чувак, который кидался яйцами в стену твоего дома, или ты уже забыл?
– Алан, я не злюсь на тебя. По пьяному делу каждый совершает глупости, которые потом не помнит.
– Так, слушай. Я польщен, что в некой параллельной вселенной ты думаешь, будто я целовался с Леном Ковальски, и все еще хочешь дружить со мной. Но сам прикинь, чувак. Вообще мимо.
– Правда?