Та делает вид, что не замечает.
– Уже четыре года мы каждое утро сидим в алькове и треплемся перед уроками, но ладно, Ной, можешь и дальше считать, что твоего отсутствия никто не заметит. – Вэл уходит вперед и растворяется в толпе.
– Что ты ей сказал? – спрашиваю я.
– Ничего.
– Про наш разговор Дина и Карло не упоминал?
Алан смотрит на меня неожиданно серьезно. Удивительно, насколько быстро он меняет маски.
– Ной, кто у нас тут самый умный?
Все двери классов одновременно распахиваются, выбегающие оттуда старшеклассники мгновенно запруживают коридор. Алан вроде как кивает мне и отправляется на следующую пару. Я двигаюсь по течению и взвешиваю информацию, которую Алан сообщил мне между слов, почти ничего не сказав вслух.
Может, в разговорах тоже важнее молчание, чем слова.
41. «Зомбокниговорот!»
Мы с Пенни в темных очках сидим на развернутом назад диванчике отцовского «понтиака» и с каменными лицами разглядываем парочку в машине, которая стоит за нами на светофоре.
Когда они только подъехали, то веселились под какую-то песню, но красный свет здесь горит довольно долго, и песня кончилась.
– Итак, – говорит Пенни.
– Что?
– Полагаю, ты все еще размышляешь.
– Размышляю?
Пенни поднимает очки на лоб и поворачивается ко мне:
– Список «за» и «против», дорогуша. «Завтрак у Тиффани».
– А… Хм…
Она позволяет очкам сползти обратно на нос.
– Знаешь, мне кажется, Марк Уолберг был прав насчет тебя.
Только через секунд пять я понимаю, что она имеет в виду нашего пса, а не актера.
– Да уж, новое имя явно пришлось тебе по вкусу.
– Когда я спросила его, согласишься ли ты посмотреть со мной «Завтрак у Тиффани», он ответил, что рассчитывать не стоит, поскольку на тебя нельзя положиться.
– Разве?
– Угу. А когда я спросила Марка Уолберга, нет ли у него предположений насчет причины твоего отказа, он ответил, что дело в твоей непреходящей инфантильности.
Я невольно улыбаюсь тому, как Пенни изображает нашего пса этаким гибридом магического шара и психотерапевта.
– Что, детки, предвкушаете сегодняшний вечер? – спрашивает мама с переднего сиденья, а по ощущениям – откуда-то издалека, чуть ли не из Детройта.
– Ждем не дождемся, – рапортует Пенни предельно фальшивым голосом, и тут до меня доходит: наш пес не только не психотерапевт или магический шар, он вообще не умеет разговаривать. «На тебя нельзя положиться. Непреходящая инфантильность». Кому-то пришли в голову эти мысли, и этот кто-то – не Марк Уолберг.
Нужно отдать должное уровню изобретательности, с которым три слова – «зомби», «книга» и «переворот» – сложили в одно. Тем родителям, которые сомневаются в полезности древней традиции, согласно которой незнакомцы угощают конфетами детишек в карнавальных костюмах, публичная библиотека Айвертона предлагает «Зомбокниговорот!» как альтернативу охоте за сластями. (Были времена, наши родители посмеивались над «Зомбокниговоротом!», но в прошлом году кучка подростков в хоккейных масках отняла у Пенни конфеты, так что, увы, те времена миновали.)
– Спасибо, что присоединился, – говорит папа, приобняв меня одной рукой.
Мы наблюдаем, как Пенни получает сласти от библиотекаря в костюме клоуна. Каждый попавшийся нам навстречу работник библиотеки похвалил костюм Пенни, не подозревая, что их дурачат: она явилась ровно в той же одежде, которую носила сегодня в школе.
– Ни за что не пропустил бы, – уверяю я.
Но на самом деле я просто не хотел идти с Вэл и Аланом.
Кроме того, мне ужасно нравится в библиотеках.
Возраст большинства участников «Зомбокниговорота!» – от нуля до семи лет, хотя среди них затесалось и несколько старших ребят, родители которых, видимо, не могут смириться с тем, что их малыш вырос. Еще на входе я слышал, как чей-то отец сказал: «Вот бы во времена моего детства такое устраивали. Потрясающе!»
Значит, когда становишься папашей, идиотизм подобных затей сглаживается? Или таково обязательное условие для воспитания собственного чада? Типа, прилетает аист к тебе на крылечко, и такой: «Вот вам свеженький… маленький… человечек. Отлично, теперь отдайте мне способность распознавать идиотизм. Спасибо. Что? Нет, способность производить идиотизм можете оставить себе, вы просто больше не сумеете его распознавать. Подпишите вот здесь, и я полетел».
– А ты кто? – спрашивает библиотекарша.
– Что?
Она жестом показывает на мою одежду:
– Кем нарядился?
– Фанатом Боуи, – отвечаю я.
Она округляет глаза, медленно хлопает в ладоши и вручает мне гору конфет.
Интересно, каково нашим родителям знать, что их дети могут пойти на маскарад в любую секунду, даже переодеваться не придется.
– Мам, – говорю я, разворачивая ириску и закидывая ее в рот, – я пойду огляжусь.
– Ладно. – Мама смотрит на часы, прядь волос упала ей на лицо и как бы дополнительно подчеркивает шрам. – Обратно отправляемся в восемь вечера.
42. нежные руки безумия
Я люблю заведомо бесцельно бродить среди рядов книжных полок (умение, приобретенное многолетним опытом походов в библиотеку) и воображать всех тех, кто бывал здесь до меня, неспешно прогуливаясь руки в брюки и впитывая все сразу или лихорадочно осматривая корешки томов в поисках той единственной книги, которая спасет им жизнь. Здесь я позволяю разуму как следует погрузиться в сумрачные глубины до полного растворения среди книг – невероятное удовольствие и полная перезагрузка.
Нигде так не затеряешься, как в библиотеке.
Художественная литература, разделитель «Г – И», ищем, ищем, вот: Генри, Мила. Она опубликовала только четыре романа (все они у меня есть), а потом затерялась в глуши Монтаны. Но все равно в библиотеке у меня каждый раз возникает неотвязный импульс: я ищу ее. Это как в аэропорту узнать, что твой друг тоже здесь. Вы знакомы тысячу лет, часто встречаетесь, но ты спешишь его повидать, пока он не улетел.
