– «Перезагрузка» и «Революция». Полная ерунда.
– Ага.
– А все-таки Тринити дико крута.
– Ага.
– Ты говорил с Вэл?
– Нет.
Алан растирает лицо обеими руками, словно перезагружая голову. Я уже замечал у него этот жест, особенно когда мы вместе делали домашку и он пытался сообразить, как самолет, долетевший из пункта А в пункт Б за восемь часов, способен вернуться из пункта Б в пункт А за семь.
– Ладно, – говорит он. – Мое тринадцатилетие.
– При чем здесь это?
– Давай попытаемся разобраться. Где мы были на мой тринадцатый день рождения?
С тех пор как я приехал в Айвертон, мы с Аланом отмечали дни рождения вместе. Я прохожу через вращающуюся дверь тематических праздников, поездок в зоопарк, поездок в… «Дисконт».
– И какой фильм мы там смотрели? – спрашивает Алан.
Тот вечер врезался мне в память, потому что Алан на полном серьезе заявился в зрительный зал в костюме Бэтмена. Он хотел, чтобы я оделся Робином, но я струсил, опасаясь встретить знакомых. Помню, как жалел тогда, что придаю слишком большое значение мнению других людей.
– «Темный рыцарь: возрождение легенды».
Алан моргает, но мне трудно разобрать, удивлен он или нет.
– Ладно, дальше. После фильма мы вышли наружу и ты сказал… что?
Тот день положил начало нашим дебатам о Джокере и о том, кого мы считаем лучшим в этой роли.
– Я сказал, что фильм мне понравился, но любимым он не станет, потому что я фанат Джокера. Ты отметил игру Хита Леджера, а я возразил, что, вообще-то, имел в виду Джека Николсона. И тут мы начали, ну… спорить.
– Ной!
– Что?
– Единственный фильм про Бэтмена, который я видел, был с Джорджем Клуни. И он мне отбил охоту смотреть все остальные.
В повисшей между нами тишине Нео и Тринити вовсю спасают Морфеуса из когтей агента Смита.
Я смотрю прямо на Алана и почти боюсь задать вопрос.
– Твой тринадцатый день рождения. Где мы были?
– Мы пошли в кино, но только…
– Только что?
– Только на «Нового Человека-паука». Я смотрел второй раз, а ты – первый.
– А когда мы вышли, что я сказал?
– Какую-то чушь насчет того, что у Гарфилда Спайди получился лучше, чем у Тоби Магуайера.
– Алан!
– Что?
– Про Человека-паука я смотрел только мультфильмы.
Секундная пауза, и тут мне приходит в голову мысль.
– Мамин шрам на лице. Ты знаешь, откуда он взялся?
– Нет, – отвечает Алан. – Он у нее уже много лет. Я думал… ну не знаю, несчастный случай в молодости или вроде того.
Нео, агент Смит и Тринити и куча сцен с участием вертолета, которые мне обычно нравятся, но сейчас совершенно по барабану.
– Какая дичь, – говорит Алан.
– Пожалуй, дичь – самое подходящее слово.
– Так, ладно. Ладно, слушай. Все будет хорошо.
– Да неужели? Ты обладаешь магическими силами, о которых я не подозревал? Умеешь перестраивать реальность, чтобы она обрела смысл?
– Давай попробуем подойти с другой стороны.
– И с какой же?
– Забудем про перемены, – предлагает Алан, – и поглядим на то, что осталось прежним. И попробуем понять почему.
– Ладно.
– И что осталось прежним?
– Ничего.
– Ной!
– На самом деле… ладно, да. Моя сестра.
И пока что так и есть. После той вечеринки она буквально единственный человек в моей жизни, кто остался точно таким же.
– Ладно, хорошо.
– Упряма, как и прежде, – перечисляю я, – помешана на Одри Хепбёрн, говорит, как светская львица средних лет, одевается, как кукла Барби на крэке.
– Ладно, а еще?
Я пытаюсь сосредоточиться, но перед глазами маячит только комната из сна: человек в углу, цвета, вылезающие из стен буквы…
– Мои странные влечения, – отвечаю я.
– Твои… что?
– Ты упоминал видео, где женщина стареет в замедленной съемке.
– И что?
– У меня есть некоторые… навязчивые идеи, можно сказать. Как бы перечень вещей, которые я не могу объяснить, но не в состоянии выбросить из головы. Их всего четыре, включая это видео.
– А остальные три?
– Фотография парня. Я нашел ее на полу в школе.
– О, прикольно, ты тоже их собираешь?
– Я серьезно. Помнишь, в прошлом году Понтий Пилот выступал после сбора средств для школьного журнала?
– «Мет Гала».
– Точно. А после концерта Пэриш пришел и разговаривал с…
– Кто-кто?
– Филип Пэриш. Настоящее имя Понтия Пилота.
Алан усмехается:
– Я и забыл, что его так зовут.
– Но ты ведь помнишь, как он приходил к нам в класс?
– Ага, – говорит Алан, но продолжает сдавленно хихикать. – Даже не знаю, почему это так забавно. Неужели его в натуре зовут Филип?
– Может, хватит уже ржать?
Он трясет головой, делает глубокий вдох:
– Продолжай.
– Короче, приходит он к нам в классе, рассказывает о своем творческом процессе, и вдруг его слегка клинит.
– Да, я помню. Выскочил за дверь буквально на середине фразы.
– Именно. Но перед этим у него из блокнота выпал снимок, который я на выходе из класса подобрал.
– И что за снимок?
– Просто какой-то парень… как бы улыбается, что ли. Но на обратной стороне есть надпись: «Свет слишком ярок. С любовью, Э.».
– Кто этот Э.?
– Понятия не имею. Но это мое второе странное влечение. Потом еще есть старик Зоб, такой пожилой дядька с…
– Я догадываюсь с чем.
– Ну да. Но он каждый день ходит одной и той же дорогой, и меня в нем что-то цепляет, будто в прошлой жизни мы дружили или типа того. Или нет, знаешь, на что больше похоже? Как в кино про путешествия во времени: видишь человека, который кажется смутно знакомым, а в конце фильма понимаешь, что ты и есть этот человек.
– Ты тоже любишь ходить.
– Вот и я о том же.
– А четвертое влечение? – спрашивает Алан.
– В общем, ты же читал Милу Генри…
– Только не так, как ты, а как обычный человек.
