– Но он уже и близко не похож на Фалафеля.
Она права. Пес такой резвый, будто снова стал щенком.
– Ладно, – сдаюсь я. – Как насчет Хепбёрна? Сокращенно Хеппи.
– Не годится. А кстати, ты уже прочитал мое письмо?
– Какое?
– Список «за» и «против». – Пенни театрально вздыхает: – Ты не прочитал.
– А вот и прочитал, хотя успел забыть о нем.
– Просто я не хотела тебя донимать.
– Весьма благородно с твоей стороны, Пенн.
Пенни пристально смотрит на меня:
– И?
– Ты же только что сказала, что не хочешь меня донимать.
– А ты только что сказал, что прочитал письмо. Впрочем, я не собираюсь опускаться до роли назойливой младшей сестрицы. Забудь, что я спросила. – И через минуту снова говорит: – Так как же мы его назовем?
– Кого?
– Нашего пса.
– Ты правда хочешь поменять ему имя?
Пенни барабанит пальцами по подбородку:
– Кто твой любимый актер? Только не говори, что Боуи.
Нужно отдать ей должное: Пенни хотя бы в курсе, что Боуи и в кино снимался.
– Так, ладно, – говорю я. – Если Боуи нельзя, тогда… – «Ночи в стиле буги» – один из старых фильмов, которые Вэл заставила меня посмотреть, и один из самых любимых. Поэтому я говорю: – Марк Уолберг.
Флаффи бросает птенчиков, бежит прямиком ко мне, усаживается рядом и преданно заглядывает в глаза.
– Марк Уолберг, – повторяю я в порядке эксперимента.
Пес гавкает.
– Марк Уолберг.
Флаффи гавкает еще раз.
– Что ж, – говорит Пенни, – похоже, мы нашли имя.
Родители: мамин шрам по-прежнему остается загадкой, а что касается папы, сперва я думал, что ему удалось ускользнуть и эпидемия мелких перемен его по какой-то причине не коснулась.
Но потом, два дня назад, по пути в туалет я услышал, как из спальни родителей доносится характерный закадровый хохот ситкомов девяностых. Бывало, просмотр одной серия «Друзей» оборачивался у них полноценным марафоном до позднего вечера, но сейчас звук отличался. Я подкрался поближе к родительской двери, чтобы расслышать как следует. Смеялись они вовсе не над Джоуи, не над Фиби и не над Чендлером. Вообще-то, я ни одной серии «Друзей» целиком не видел, но наслушался достаточно отрывков, так что знал голоса героев достаточно хорошо.
А тут определенно было что-то новенькое. Какой-то тип рассказывал, что очень любит спорт и подумывает стать профессиональным комментатором, а ему объясняли, что такие места обычно достаются людям с телевидения.
Я тихонько постучал в дверь.
– Заходи, – подал голос отец в паузе между всплесками хохота.
– Привет, – сказал я и уставился на экран.
Мама нажала на паузу:
– Ты идешь спать?
Я кивнул:
– Просто хотел пожелать вам спокойной ночи.
– Ной, – сказал папа, предварительно прокашлявшись. – Мы собирались дать тебе время подумать. Но может, у тебя уже есть соображения?
– Про что?
– Про сообщение тренера Стивенса. Это большое дело, сынок. И нам интересно, что у тебя на уме.
Я кивнул в сторону телевизора:
– Что это вы тут смотрите?
Родители переглянулись, будто решили, что я их разыгрываю.
– Это «Сайнфелд», Ной.
– А… ясно. Решили устроить передышку с «Друзьями»?
– Что за передышка с друзьями? – удивилась мама.
– Да нет, я к тому, что вы сделали перерыв в просмотре «Друзей»…
– Сериала, что ли? – переспросила она.
Я уставился на нее, пытаясь понять по глазам суть происходящего. В дополнение к шраму, о котором мама не хотела говорить, в последнее время она, похоже, избегала меня. Стоило мне зайти в комнату, мама сразу же выходила, хотя даже не знаю… мы всегда дружили, с самого моего детства. Она сидела у меня на кровати перед сном и рассказывала всякие потрясающие истории, и когда я в итоге сообразил, что она не сама их придумала, а надергала из любимых фильмов, я даже словом не обмолвился. Потому что хотел, чтобы она и дальше рассказывала, и меня не заботило, откуда берутся истории, лишь бы они были.
– Ной? – окликнул меня папа, и только тут я заметил: на комоде рядом со старым добрым DVD-плеером больше нет коллекции дисков с «Друзьями», на их месте стоит полное собрание «Сайнфелда». – У тебя все нормально, сынок?
Я кивнул, но все было совсем не нормально, и я едва дотянул до своей комнаты, где можно было не притворяться, рухнул на кровать с ноутбуком и включил видео с исчезающей женщиной.
В дверь постучали, и я услышал приглушенное:
– Ной?
– Давай в другой раз, Пенн.
И мне стало так мерзко, что я просто смотрел видео по кругу снова и снова, пока мне не стало казаться, что я и есть исчезающая женщина: мое лицо стало ее лицом, и это я смотрел в камеру каждый божий день в течение сорока лет, пока мир вокруг вращался и превращался, вращался и превращался.
30. между шестым просмотром и сном
До меня вдруг доходит, что Пенни по-прежнему носит те же яркие наряды, зациклена на «Завтраке у Тиффани» и старается казаться старше своего возраста: насколько я могу судить, сестра абсолютно не изменилась.
31. между Луной и Лос-Анджелесом
– Слыхали, как высадку на Луну приводят в качестве примера безграничных возможностей человека? – спрашивает Алан. Он любовно разглядывает свою прямоугольную пиццу, будто вот-вот начнет с ней целоваться.
– Конечно, – отвечаю я.
– А я не слыхала, – возражает Вэл.
– Вообще-то да, я тоже. Алан, мы понятия не имеем, куда ты клонишь.
Мы сидим втроем в кафетерии на наших обычных местах рядом с пловцами. С тех пор как эксперимент с обедом в машине провалился, я заметил, что ребята из команды больше не спрашивают меня про спину, и невольно гадаю, не Алан ли убедил их оставить меня в покое.
– Мы можем высадиться на Луне, – поясняет он, – но не можем нормально разогреть картошку фри по второму разу. Можем высадиться на Луне, но не можем сделать так, чтобы мюсли не раскисали.
