«Помнишь, как я раньше фанател от „Железного человека“?» – «Раньше?» Будто утром мне в мозг посадили эти две фразы, как семена, и теперь, к уроку продвинутого немецкого, из них выросло целое дерево.
– Шлагбаум, полтергейст, претцель, блицкриг…
Герр Вайнгартен упивается своей ежегодной речью в первый учебный день, в которой перечисляет неизбежные преимущества немецкого языка над английским. Поскольку факультатив длится четвертый год, остались только самые крепкие орешки: не считая одного новичка, все мы здесь с самого начала.
– Бутерброд, бухгалтер, гауптвахта, шаденфройде – вот лишь немногие примеры заимствований из немецкого языка.
Дэнни Динглдайн тянет руку. Весь класс хихикает, как делает в ответ на любую выходку Дэнни Динглдайна. Дэнни вызывает смех даже без всяких усилий со своей стороны, что за долгие годы, подозреваю, не раз спасало его от взбучки.
– Слушаю, Динглдайн, – говорит герр Вайнгартен.
Мы хихикаем.
– Ага, здрасьте всем, – начинает Дэнни Динглдайн. Снова хихиканье. – А я вот не знаю, что такое шаденфройде.
Новенький тоже поднимает руку, но не собирается ждать, пока его вызовут:
– Это когда получают удовольствие от неприятностей другого. Буквально переводится как «злорадство».
Тревога, тревога, среди нас всезнайка! Мы переглядываемся, понимая, что́ стоит на кону. Три года мы целенаправленно создавали среду, где можно работать по минимуму, совместными усилиями занижая стандарты, пока самый начальный уровень не превратился в норму.
А теперь новичок может одним махом свести на нет все наши труды.
Герр Вайнгартен шокирован, как любой учитель, впервые за последний десяток лет встречающий ученика, добровольно вызвавшегося ответить на вопрос. Он хвалит новенького за правильный ответ и в награду предлагает выбрать немецкое имя на текущий учебный год.
– Я буду Норбертом, – говорит парень.
Весь класс, наряду с герром Вайнгартеном, устремляет взгляды на меня. Дело в том, что предыдущие три года Норбертом был я. Нет никого норбертовее меня.
Я и есть Норберт.
Герр Вайнгартен мнется:
– Кхм… надо сказать, раз уж такое дело… – И пускается в длинные объяснения, почему нельзя выбрать имя Норберт, которые вкратце сводятся к тому, что «у Ноя пальма первенства».
– Герр Вайнгартен, – говорю я, – ничего страшного. Я могу побыть, ну, например… Клаусом.
Судя по реакции класса, можно подумать, что я разделся догола, положил ноги на стол и закурил косяк.
– Но ты же Норберт, – тихо возражает герр Вайнгартен.
Да, думаю я. Я Норберт.
Новенький, осознав свою оплошность, встревает:
– Все в порядке, герр Вайнгартен. Я стану Клаусом.
По классу проносится вздох облегчения.
Я улыбаюсь новичку:
– Danke, meine neue Freundin
[15].
Герр Вайнгартен прокашливается, но не успевает меня поправить, поскольку новоиспеченный Клаус снова подскакивает:
– Ты назвал меня своей новой подругой. Видимо, ты имел в виду Danke, mein neuer Bekannter, то есть «спасибо, мой новый знакомый», это больше подходит к ситуации.
(На самом деле, Клаус, я имел в виду, что твои неприятности принесли бы мне большое удовольствие.)
– Спасибо, Клаус, – говорю я сквозь зубы.
– Bitte
[16], Норберт.
Специфический учебный метод, который герр Вайнгартен применяет на своих уроках, зиждется на витиеватых речах, не предполагающих участия или даже присутствия публики, то есть нас; к концу года какая-то учеба, может быть, и начнется, а пока я мысленно переношусь в прошлое, в тот день, когда впервые вошел в комнату Алана.
Прежде мне не случалось видеть столько комиксов. Целые полки томов, кипы выпусков на полу, постеры на стенах, постельное белье с изображениями супергероев – всего не перечесть. Я не большой фанат комиксов, но сразу заметил знакомые имена: Бэтмен, Женщина-кошка, Чудо-женщина, Супермен, Аквамен, Зеленый Фонарь, – а со временем усвоил и название направления, которое предпочитал Алан: DC Comics. Я усвоил и многое другое, поскольку Алан говорил без умолку, и хотя обычно я впадал в кому во время его монологов, кое-какая информация все равно просачивалась в мозг. Как, например, тот факт, что большинство супергероев (хоть и не все) поделены между Marvel и DC Comics, что существуют отдельные фракции поклонников той или иной вселенной и что в глубинах этих фракций можно найти индивидуумов, которые от стадии невинного хобби уверенно двигаются к религиозному фанатизму. Алан не то чтобы фанател от DC, но был близок к тому, то есть Алан, которого я помню, не стал бы петь дифирамбы Тони Старку, потому что Алан, которого я знаю, вообще не фанател бы от Железного Человека, который не принадлежит вселенным DC Comics.
– Герр Норберт? – Герр Вайнгартен выжидающе смотрит на меня.
– Да? – откликаюсь я. – Ой, в смысле ja
[17]?
Он тяжело вздыхает, снимает очки и массирует виски.
– Всего одно предложение, – бормочет герр Вайнгартен, – большего я не прошу. Опишите свой день одним предложением.
У меня есть теория насчет того, как отличить хорошего учителя от плохого: дело не в том, что хорошие учителя не мечтают о пенсии, а в том, что у них не бывает такого вида, будто они уже на пенсии.
– Ну, – начинаю я, – пока все хорошо, как мне кажется. Утро слегка не задалось, но…
– Auf Deutsch, bitte
[18], – умоляет герр Вайнгартен, массируя виски все интенсивнее.
– А, ну да… Значит… – У меня в кармане вибрирует телефон, сообщая, что пора читать письмо Пенни. – Dinge beginnen, für Norbert… э-э… weirden zu bekommen.
– Нет такого слова weirden, – протестует неугомонный Клаус. – Ни в немецком, ни в английском.
– Эй, Клаус, – интересуется Дэнни Динглдайн, – как будет по-немецки «затычка»?
– Какая затычка? – переспрашивает Клаус, и весь класс заходится хохотом, но я могу только отсчитывать минуты до конца урока. После маминого шрама и трансформирующейся собаки не хватало мне только еще одного выверта реальности.
Один взгляд на комнату Алана, и я пойму, сменил ли он комиксовую ориентацию.
23. pro и con Пенни Оукмен
