Колесов кивнул.
– Сейчас темно, – сказал он. – Искать трудно. Много снега. Но мы найдём его, обещаю.
Только сейчас Колесов вдруг понял, что последний раз спал тридцать часов назад.
Когда пришло сообщение от Хромова, Колесов сидел с коллегами в дежурной части и пил крепкий чай. Об убийстве в больнице и угоне автомобиля к тому времени уже сообщили всем постам. Слишком поздно.
Машину, на которой приехал Поплавский, они нашли на трассе в трёх сотнях метров от дома Хромова. Дверь была открыта, ключи валялись на переднем сиденьи. Туда же, на трассу выводили следы из дома. Дальше они терялись.
– Охренительный Новый год, – раздражённо пробормотал Колесов и затушил сигарету.
Убийство в больнице уже попало в новости. Ещё не на телеканалы, но уже в новостные ленты и соцсети. Все, кто этой ночью не кутит, уже в курсе. А днём всё будет намного хуже. История уже известна в главке, скоро дойдёт до федерального руководства. У кого-то точно слетят погоны. Может быть, и у него, Колесова.
Колесов вышел из дома, огляделся по сторонам. Играли красно-голубыми огоньками три патрульные машины, полицейские переговаривались по рации и курили. Скоро должны подъехать из областного Следственного комитета. Опять будут капать на мозги и делать вид, что они тут главные. Да чёрт с ними, лишь бы не мешали.
– Никак не думал, что в такое попаду… – проговорил Колесов, кутаясь в тёплый форменный бушлат.
Взял рацию, нажал кнопку, спросил:
– Поисковая группа, доложите обстановку.
– Следов не нашли, продолжаем поиски, – хрипло-скрипуче зазвучало по рации.
Колесов опять выматерился.
«Бедная семья, – подумал он, – невозможно представить, что сейчас думают и чувствуют эта женщина и её дочь. У них совершенно потерянные лица, им хочется что-то делать, но что тут теперь сделаешь? Только искать и искать. Прочёсывать лес метр за метром. В светлое время суток было бы куда проще, но до рассвета ещё четыре часа, и каждая минута сейчас на счету. Если ничего не получится, утром придётся подключить МЧС и вертолёт. Ох и прилетит из Главка, если ничего не получится…»
* * *
Мой рассказ подходит к концу. Я стою на вершине Белой Башни, и со мной – блестящая пятиконечная звезда.
Последний раз я любуюсь закатом трёх солнц. Сегодня он особенно прекрасен. Вы никогда такого не видели.
Мои глаза наполнены слезами, и от этого фиолетово-красное закатное небо сливается в невообразимый сказочный калейдоскоп. Я очень давно не плакала. Интересно, в других мирах тоже плачут?
На мне длинное тёмно-красное платье из прозрачного аэрогеля. Я хочу умереть в нём.
Чем я стану? Чем станет наш мир? Во что превратится всё это? Я не знаю.
Город Белой Башни опустел. Я вижу на горизонте силуэты кораблей – это последние жители покинули город. Куда они плывут? Что они хотят найти? Они не смогут спастись. Я чувствую запах гари, а это значит, что пустынники уже близко.
Улицы города когда-то пестрели одеждами прохожих и звенели детским смехом. Здесь гуляли, катались, веселились и влюблялись. Купались в этой чистой и свежей воде, вдыхали ароматы газовых фонтанов, пили воздушное вино и плавали верхом на гигантских рыбах.
Больше этого никогда не будет.
Вы знаете, каково это – когда твоего мира больше нет?
Я оборачиваюсь назад и вижу чёрное марево. Это дым. Пустынники совсем близко. Я вижу в небе красные точки, это их дирижабли, с помощью которых они разбомбят здесь всё, не оставят камня на камне, обрушат эту белую башню, добьют всех, кто остался. Теперь это их мир.
Я снова смотрю на закат. Первое Солнце наполовину скрылось в море.
Пора.
Я взбираюсь на ограждение башни. Я всегда боялась высоты, а сейчас мне не страшно. Подо мной плещётся море, оно сверкает белыми волнами в закатных лучах, я слышу шум прибоя.
Я стану этим морем. И все, кто умер, станут этим морем.
Я перестаю что-то видеть от слёз. Перед моими глазами сплошной разноцветный туман.
Я прижимаю к груди звезду и произношу заклинание. Это наша древняя погребальная молитва. Её произносили, чтобы умерший стал частью бога.
Всё, что ты видишь, сделано из пыли и света. Я знаю мир. Он другой. Всё, что ты знаешь, окажется ложью. Всё, во что ты не веришь, станет правдой. Когда ты отворачиваешься, за твоей спиной всё меняет свой облик. Ночное небо становится белым, а звёзды в нём – чёрными. Капли дождя поднимаются вверх. Облака превращаются в серые скалы. Сгоревшее дерево вновь зеленеет листвой. Рыбы в воде говорят человечьими голосами.
Всё сущее живёт. Окна в твоём доме говорят по ночам. Земля под ногами поёт и кричит. Костёр в лесу встаёт и идёт вдоль реки. У ветра есть глаза, уши, нос и язык. У ножа на твоём поясе есть дом, жена и дети. Каждый палец на твоей руке умеет думать и говорить. На кончиках твоих волос есть города, где живут люди.
Всё оживает. Всё говорит. Мёртвые ночью встают из могил, приходят к живым, когда они спят, склоняются над кроватью и нашёптывают им сны. Ты не можешь этого видеть. Твои глаза – не твои глаза. Твои уши – не твои уши. Твоё сердце – не твоё сердце.
Я падаю.
* * *
Я море.
Слышишь? Я море.
Я – все, кто умер здесь.
Я – весь этот мир.
Во мне – миллионы голосов тех, кто больше никогда не заговорит.
Теперь я говорю их голосами.
Во мне живут их сердца.
Я – море, и ветер над ним, и закат, и звёздное небо, и шум прибоя, и белая пена, и птицы над волнами, и рыбы в глубинах.
Я – тайна.
Я из звёздной пыли, из чёрного космоса, из начала и конца, я везде и нигде, я всегда и никогда.
Я – то, что нельзя вообразить. Я море, и я больше, чем море. Я мир, и я больше, чем мир.
Я – бог?
Я не знаю.
* * *
Командир, я умираю. Командир, почему вы не слышите меня. Четверо придут и убьют. Командир, помогите мне. Командир, мне кажется, что я море. Да, я море. Помогите мне, я умираю. Командир, система связи в норме. Система навигации в норме. Система жизнеобеспечения в норме. Я конквистадор в панцире железном, я весело преследую звезду. Продолжаю облёт по запланированной орбите. Я море. Я умираю. Я никогда не умру.
* * *
Застрели его. Выстрели ему прямо в лоб. Убей. Ты же хочешь этого. Ты станешь мной. Ты станешь чем-то бо́льшим, чем мог вообразить. Ты станешь ночным гостем, степным конём, ты станешь пылью под его копытами и пеной с его губ. Ты станешь морем, и закатом над ним, и волнами, и рёвом прибоя, и небом ночным, и свежим ветром, волнующим листву.
Ты же знаешь, что это уже не он. Это ты.
