Бред, подумал Лазарев. Просто какой-то собачий бред.
Он посмотрел в иллюминатор.
Море плескалось, сияло, искрилось в закатных лучах и пенилось грязно-жёлтыми гребнями уже в двадцати метрах от модуля. Он видел, как чёрная жидкость горбится на поверхности, набухает волной и падает на берег, унося с собой медный песок.
Лазарев понял, что не успеет улететь.
II
Крымская АССР, город Белый Маяк
21 сентября 1938 года
18:55
Дом культуры Белого Маяка – совсем новенький, с высоким потолком и огромной царской люстрой, со сценой из скрипучих свежепокрашенных досок, с десятью рядами стульев, обитых белой кожей, – выглядел маленьким и уютным, и Введенский сразу представил, как здесь проходят танцы, как много здесь курят и что здесь наверняка кому-то не раз успели набить физиономию.
Внутри стояла духота – под вечер солнце вновь стало нестерпимо жарить, погода наладилась, а ветер стих, и двери пришлось открыть нараспашку. Оно и к лучшему, подумал Введенский, так будет удобнее контролировать обстановку.
Крамер должен выйти из гримёрки с минуты на минуту. К лекции всё готово: кресло, стол, ребристый графин с водой, стакан, папка с бумагами.
А со зрителями всё оказалось очень печально. Всего десять человек, пять из которых – сотрудники в штатском.
В зале сидел тучный украинец с очень недовольным лицом и его жена, занудная дама лет сорока, обмахивающаяся веером. Усталый красноармеец с перебинтованной рукой, которого, видимо, направили сюда лечиться. Похожий на профессора старик в сильно потасканном сером пиджаке – он сидел поодаль от всех, в самом углу. И директор дома культуры, солидный, лысый, с аккуратными усиками щёткой и в бежевом костюме. Лицо его выражало скуку и недовольство.
Никаких высоких и белобрысых.
Охримчук и Колесов, тоже в штатском, дежурили у запасного выхода. На всякий случай. Введенский тоже нарядился в гражданское: брюки, рубашка и кепка в руке. Он выбрал удачное положение – в тёмном углу неподалёку от входа, чтобы не отсвечивать сразу при входе в зал и при этом контролировать всё происходящее.
Ещё один в штатском стоял у главного входа.
Никаких высоких и белобрысых. Ни в самом доме культуры, ни поблизости.
Введенский оглядывал зал и думал, что Крамер наверняка тоже расстраивается из-за малого количества слушателей. Ничего удивительного, бархатный сезон на излёте, отдыхающих тут сейчас и без того мало, татарам лекция неинтересна, а большинство отдыхающих, которые тут остались, скорее предпочтут пиво и танцы.
Без пяти девятнадцать. Можно успеть покурить.
Он вышел наружу, в сквер с выгоревшей травой на газоне и неработающим фонтаном. На скамейке сидели за шахматами два старика, и Введенский узнал в них тех самых, что обычно сидели у отделения. Чуть поодаль лениво обнималась разомлевшая от жары парочка, а рядом под кустом дремал, свернувшись клубком, тощий белый кот.
Введенский закурил.
Эти три дня проскочили быстро и без происшествий. Введенский успел поговорить со всеми, кто видел белобрысого незнакомца. Словесные портреты совпадали точь-в-точь. Нашёлся ещё один свидетель: татарин, возвращаясь в город из виноградарского совхоза, заприметил подозрительного долговязого в грязной одежде, бормочущего что-то себе под нос, и сообщил о нём постовому. Поймать не удалось – незнакомец как сквозь землю провалился.
Введенскому казалось странным, что убийца до сих пор появляется в городе. Он должен прекрасно понимать, что за ним охотятся, что на улицах усилили меры безопасности и за всеми подозрительными гражданами наблюдают очень пристально.
Идею с лекцией Введенский уже осознал как провальную. Вряд ли этот подозрительный гражданин здесь появится. Впрочем, чем чёрт не шутит – он наверняка смог увидеть все эти объявления и заинтересоваться. Это совершенно очевидная игра с их стороны. Введенский показал: вот, смотри, убийца, мы знаем, что тебе интересно, и знаем, что ты любишь играть. А как уж поведёт себя убийца – этого нам, простым советским гражданам, не понять.
Чёрт его знает.
Девятнадцать часов. Пора.
Введенский ещё раз осмотрел сквер, переглянулся с сотрудниками в штатском, потушил папиросу, вошёл внутрь.
Крамер уже отодвигал стул и усаживался. Зрители вяло и жидко зааплодировали. Крамер быстро взглянул поверх очков на Введенского, улыбнулся ему одним уголком губ, сел поудобнее. Открыл папку, откашлялся и начал:
– Товарищи! Я хочу поприветствовать всех, кто сюда пришёл. Приятно осознавать, что советские граждане по-прежнему тянутся к знаниям, к новым сведениям о жизни и культуре разных народов. Мы живём в прекрасном, интересном и удивительном мире. Пока мы строим города, проводим индустриализацию, выпускаем новые тракторы и танки, движемся к вершинам прогресса – есть в мире уголки, где до сих пор не умеют считать до десяти. Я бывал в таких местах. Сегодня я расскажу вам о далёких племенах Африки и их погребальных обрядах.
Красноармеец, сидевший в первом ряду, поднял руку и перебил Крамера:
– А можно спросить?
Крамер недовольно покосился на него, но кивнул:
– Можно, только очень попрошу больше не перебивать меня.
– Извините… А вы, это… Ну, человечину ели?
От неожиданности Крамер нахмурился, а потом рассмеялся.
– Почему человечину? – переспросил он.
– Ну, а Африке… – Красноармеец смутился. – Там же человечину едят?
Крамер поправил очки на носу и мягко, будто говорит с ребёнком, ответил:
– Да, в Африке действительно до сих пор есть племена, где практикуют каннибализм. Но я не общался с ними и человечину не пробовал. А теперь снова к теме. Одно из самых интересных и малоизученных африканских племён называется мгаи-мвенге. О них известно очень мало, но мне удалось по крупицам собрать сведения об их истории, легендах и похоронных обрядах. Всё это оказалось совершенно уникальным, ничего подобного нет и не было ни в одном из африканских племён. Взять хотя бы их историю. Легенда гласит, что несколько тысяч лет назад их далёкие предки жили на берегу моря, а затем мигрировали в глубь континента. Так ли это было, или это лишь мифы – мы не знаем.
Крамер налил в стакан воды из графина, сделал пару глотков и продолжил:
– Мне так и не удалось пообщаться с мгаи-мвенге напрямую, и все сведения, которые я о них почерпнул, взяты из рассказов племени масаи, живущего с ними по соседству. Они очень боялись мгаи-мвенге. Это племя вселяло в своих более цивилизованных сородичей суеверный ужас. Людей они не ели, но некоторые их обряды и легенды вызывали, скажем так, непонимание. Итак, легенда о сердце бога, записанная мною со слов шамана из племени масаи.
Крамер прокашлялся.
