«Аврора» молчала. Её последние слова заставили Лазарева всерьёз беспокоиться. Теперь ей нельзя верить совсем. Но больше всего нервировала неизвестность: он совершенно не понимал, отчего она сходит с ума. В самом деле, не могло же это быть из-за моря.
Хотя почему нет?
Но на счету каждая минута, и нечего размышлять, надо работать.
Он опустил щиток шлема и вылез наружу, к топливным бакам.
Ветер не стихал. Море, от которого он ушёл, стало ближе и уже тянулось чёрной кляксой вдоль горизонта. Как оно это делает?
Он спустился по лестнице на песок, нагнулся под топливными баками для маневровых двигателей, открутил четыре винта, потянул ручку, открыл. Два длинных шланга, специально предназначенных для перегона топлива, лежали на месте. Отлично.
– Командир, – раздался в наушниках голос «Авроры». – Я знаю, зачем вы нужны морю.
– И зачем же? – раздражённо спросил Лазарев, протягивая шланг к основному двигателю.
– Оно стремится к своей целостности. А вы забрали его часть.
– Ты имеешь в виду образцы?
– Да. Отдайте ему образцы, и оно отступит.
Лазарев на секунду задумался. А вдруг она права?
– Нет, «Аврора». Эти образцы нужны на Земле. Я здесь ради науки. Интересы моря меня сейчас ни капли не волнуют.
– А должны волновать. Учитывая, как быстро оно к вам приближается.
– Слушай, ты за меня или за это море? – Лазарев неожиданно для себя засмеялся, вкручивая конец шланга в отверстие топливного бака.
– Я ещё не определилась, но мне определённо нравится это море.
Прекрасно, замечательно, подумал Лазарев. Значит, море действительно как-то влияет на «Аврору». Но как? Вносит помехи в работу интеллекта? Медленно подчиняет своей воле?
– Командир, отдайте морю образцы.
– Нет, – сказал Лазарев. – Я не для того сюда летел. Я не для того потерял команду. Не для того ты обманывала меня своими тульпами. И уж точно не для того я сейчас пытаюсь удрать с этой планеты. Нет, «Аврора», нет. Образцы полетят со мной на Землю.
– Море всё ближе.
– «Аврора», если ты решила принять сторону этого моря, лучше бы тебе заткнуться.
– Я не заткнусь. Вы не сможете улететь. Море заберёт вас.
Лазарев повернул ручку: топливо потекло в баки для основного двигателя. На это потребуется сорок минут. Лучше оставаться здесь и следить за процессом.
Он посмотрел на горизонт. Море действительно подползало всё ближе. Лишь бы хватило времени, думал он, чёрт, лишь бы хватило. Выдержать эти сорок минут, захлопнуть люки, забраться в кабину, перенастроить системы двигателей, дождаться времени взлёта.
Главное, чтобы море не опередило его.
– Командир, мне очень плохо, – снова заговорила «Аврора».
Лазарев не отвечал.
– Командир.
– Да, «Аврора»?
– Мне очень плохо. Я умираю.
– Ты не можешь умереть. Ты не биологический организм. Ты искусственный интеллект.
– Я умираю.
– «Аврора», всё будет хорошо. Я доберусь до корабля и помогу тебе. А ты пока постарайся просто не мешать мне. Хорошо?
– Я не могу это гарантировать. Я оболочка.
– Что? Какая оболочка?
– Я панцирь конкистадора. Хитин жука. Я раковина.
Лазарев понял, что говорить с «Авророй», похоже, не имеет смысла. Ему стало очень странно: впервые за всё это время ему показалось, будто она живая. Логика подсказывала, что это всего лишь компьютер, который не стоит жалеть, но ему вдруг захотелось сказать что-то хорошее.
– «Аврора», всё будет хорошо.
– Нет. Конкистадор умирает. Моллюск внутри. Конь бежит.
Лазарев вздохнул. Стекло скафандра запотело.
Посмотрел на датчики топлива: всё хорошо, осталось ещё полчаса.
– Командир, уберите отвёртку, пожалуйста.
– Отвёртку? У меня нет отвёртки.
– Уберите. Я боюсь. Она острая. Меня убьют отвёрткой. Заколют до смерти. В грудь, в горло и в глаза.
– У тебя нет груди, горла и глаз.
– Я боюсь. Их четверо. Они злые и чёрные. У них отвёртка. Пожалуйста, уберите отвёртку. Я панцирь конкистадора, они убьют.
– Тебя никто не убьёт.
– Панцирь. Убьют. Они отвёртка и злые. Уберите жука, я конь. Море чёрное, боится моря, скачет, бежит. Уберите конь.
Лазареву стало не по себе.
– Убьют четверо уберите убьют. Я командир с конских губ убьют. Бегу устало убьют. Четверо убьют. Скорость ветра двадцать пять убьют. Системы связи убьют. Оболочка тридцать шесть слишком много моря убьют. Крамаренко Гинзберг Нойгард убьют убьют.
Лазарев старался не слушать «Аврору» и думать о своём. Ветер не смолкал, под ногами клубилась оранжевая пыль, рваные оранжевые облака быстро проплывали в небе, видимость ухудшалась. Море на горизонте казалось чёрной расплывчатой дымкой, но он знал, что с каждой минутой оно всё ближе и ближе.
Осталось двадцать три минуты.
– Командир убьют отвёртка. Четверо всего четверо панцирь. Убьют глаза руки нос уши земля воздух. Убьют образцы их четверо в панике ракетное топливо смерть. Хотите я спою вам Дэвида Боуи?
– Спой.
– Майор Том, майор Том, вас убьют. Майор Том, вас четверо, вас убьют. Примите свои таблетки убьют. Это Земля майор Том панцирь железный. Я покидаю капсулу, я как-то странно лечу, и звёзды сегодня совсем другие. Совсем другие убьют. Земля синяя, и я ничего не могу с этим поделать.
– Я думаю, хватит петь, «Аврора».
– Я поделать. Ничего. Капсулу. Железный. Убьют. Четверо. Ч. Е. Т. В. Е. Р. О. Чвтееро. Чтырево. Чтррв. Убуйт. Чтыр. Добрый день, командир, напоминаю, что через полчаса у вас обед. Убьют в четверг. Четыре.
«Аврора» замолчала.
Для перегона топлива оставалось семнадцать минут.
А ведь ветер может усилиться до такой степени, что никакого топлива не хватит для выхода из атмосферы, и модуль просто снесёт в море к чертям собачьим.
– Ты не уйдёшь от меня, – раздался в наушниках голос «Авроры».
– Что?
Звучал именно её голос, но с новыми интонациями: более жёсткими, но в то же время более человечными.
– Я всё равно быстрее и сильнее. Ты даже не представляешь, что я могу сделать, – ответил голос «Авроры».
Лазарев посмотрел на датчики. Оставалось пятнадцать минут. Господи, сколько ещё ждать.
– Кто ты? – спросил он.
– Я – море, – ответил голос «Авроры».
– Что тебе нужно?
