Тот взял её в руки. Это была подписка о неразглашении.
– Пожалуйста, имя, фамилию, дату, подпись, расшифровку. Иначе ничего не получится.
Хромов взял со стола ручку, недоверчиво посмотрел на Колесова, вздохнул и подписал. Следователь следил за движениями его рук и, когда тот закончил, взял подписку и положил рядом с папкой.
– Вы помните новость об убийстве старшего научного сотрудника Пулковской обсерватории?
– Если честно, нет. – Хромов покачал головой.
– Неудивительно. Это было в 2014 году. Анатолий Васильевич Черненко, довольно известный учёный, ему было 78 лет… 18 ноября 2014 года его нашли убитым в своей квартире в Купчино. Он пролежал мёртвым сутки, пока его не нашли. Это дело вёл я. Об этом много писали в новостях, но в интересах следствия мы утаили от прессы некоторые, скажем так, особенности. Особенности заключались, э-э-э… в том, что убийца сделал с телом. Фотографии вам показывать не буду, поверьте на слово.
– Так, – кивнул Хромов.
– Ему отрезали язык, разрезали грудную клетку, вырвали сердце и вставили вместо него железную пятиконечную звезду.
– Серьёзно? – Хромов недоверчиво скривил лицо.
Колесов кивнул.
– Совершенно серьёзно. Ну, знаете, звезду наподобие тех, что в советское время ставили на могилы. Она торчала наискосок у него из груди. Вместо сердца. Зрелище такое, что глаза на лоб лезли.
– Представляю.
– А самое жуткое, что убийца сработал просто идеально. Он не оставил никаких следов, отпечатков, прочих улик… Свидетелей тоже не нашлось. Сделал своё дело и тщательно замёл все следы. А мотив? Мотивы были тем более непонятны. Жил себе этот учёный и жил, никому не мешал, ни с кем не ссорился. Из квартиры ничего не вынесли. Таких безнадёжных дел мы давно не встречали, конечно… Выяснить удалось только одно. Опросив соседей, мы узнали, что несколько вечеров подряд перед убийством у дома ошивался какой-то высокий парень в чёрной кожаной куртке. Очень высокий.
– И как это связано с Поплавским? Кроме Пулковской обсерватории?
– Не торопитесь. Мы, конечно, первым делом подняли все дела с готами, сатанистами, неонацистами, ну, знаете, всеми этими… Тоже ни к чему не привело. Высокий парень в чёрной кожаной куртке? Ищи-свищи. Очередной глухарь. Перспектив не было никаких, мы просто завязли. Но вот произошёл случай с Поплавским…
– И? – Хромов в нетерпении склонился к столу.
– Во-первых, сам факт нападения на Пулковскую обсерваторию, где работал убитый. Во-вторых, совпали приметы – да, это слишком распространённые приметы, чтобы воспринимать их всерьёз, но тем не менее он тоже высок, и на видеозаписи он тоже был в чёрной куртке. А в-третьих…
Колесов раскрыл папку, покопался в бумагах и достал чёрно-белую распечатку скриншота.
– Мы изучили его записи в интернете. Вы, наверное, тоже изучали? Про эту планету, про город…
– Разумеется.
Хромов сглотнул слюну. Происходящее стало казаться ему нереальным. Он посмотрел за спину Колесова, в окно, в пасмурное и хмурое небо. Таня с Яной, наверное, уже подъезжают к Волочаевке.
Колесов протянул ему бумагу.
– Мы пролистали всё с самого начала. Смотрите, что он написал в день убийства. 17 ноября 2014 года.
У Хромова задрожали пальцы. Он взял лист бумаги, поправил на носу очки и стал читать.
Это был скриншот из ЖЖ Поплавского.
«Я сделал это. Сделал. Подробностей не будет. Я сделал то, что планировал уже очень давно. Я не скажу зачем. Этот замысел трудно понять, его можно только принять как данность.
Вы когда-нибудь видели глаза мертвеца?
Руки дрожат. Тошнит. Хочется пить. Я выпил уже восемь стаканов воды.
Конь степной бежит устало, пена каплет с конских губ.
Гость ночной,
тебя не стало,
вдруг исчез ты на бегу.
Вечер был.
Не помню твёрдо,
было всё черно и гордо.
Я забыл
существованье
слов, зверей, воды и звёзд».
– Я знаю эти стихи, – тихо и медленно сказал Хромов, продолжая читать и перебирать губами. – Это поэт Александр Введенский.
Колесов кивнул.
– Теперь вам понятно, почему мы заинтересовались им?
Хромов ещё несколько раз перечитал текст, дрожащей рукой снял очки, сложил их, положил в нагрудный карман.
– Это… Да, вы правы. Чёрт. – Он потёр рукой висок.
Колесов забрал распечатку, вложил её в папку, завязал узелок.
– Павел Сергеевич, нам очень нужно, чтобы вы поговорили с ним, – продолжил он. – Вы же психиатр, вы знаете, как…
– Не знаю, – раздражённо перебил Хромов.
– Ну попробуйте что-нибудь придумать. Как-нибудь вывести его на эту историю. Вы единственный, с кем он сейчас может общаться. Перед нами он не расколется, а вы сможете его раскрутить. Придумайте, пожалуйста. Попробуйте спровоцировать его на разговор об убийстве, может быть, напомнить какие-то детали… Конечно, это надо делать очень осторожно. Но нам надо, чтобы он проговорился. Хотя бы одним словом. И тогда мы приобщим ваши показания к делу, а его задержим по подозрению в убийстве. И дальше нам будет намного проще. Очень прошу вас, Павел Сергеевич.
Хромов тяжело вздохнул, осмотрелся вокруг.
Он чувствовал себя мерзко и тошно.
– Хорошо, – быстро закивал он. – Я что-нибудь придумаю. После праздников я начну осторожно разговаривать с ним и попробую добиться чего-нибудь. Я не обещаю, что получится.
– Не обещайте. Попробуйте.
– Хорошо, хорошо.
– Чаю хотите?
– Нет, спасибо. Воды бы…
Колесов подошёл к кулеру, набрал стакан холодной воды, подал Хромову.
Он выпил жадными глотками.
– Вы обещали, что меня подвезут до Волочаевки.
– Да, – кивнул Колесов. – Сейчас позвоню ребятам.
* * *
Санкт-Петербург
Клиника Бехтерева, отделение интегративной фармакопсихотерапии психических расстройств
31 декабря 2017 года
20:00
Резкой и взбудораженной походкой Поплавский шёл по больничному коридору, освещённому лимонно-жёлтым светом. Руки он спрятал в карманах пижамы.
Он прислонился спиной к стене возле фойе перед отделением, где стояла наряженная ёлка, а вокруг неё суетились три санитара. Судя по их движениям и голосам, они уже успели немного выпить.
– Говорю тебе, Сань, тут в коробке точно была звезда, я же видел её! Золотистая такая, небольшая, – говорил один из них возмущённым голосом.
