И он снова повернулся ко мне, изучая мою реакцию. Худшего вопроса мне еще никто не задавал. Если я отвечу «нет», то окажется, что я противлюсь королю, а он мне этого никогда не простит. Если отвечу «да», то эта громадная сумма откроет истинный размер моего состояния. Король не слишком разбирался в финансовых вопросах, однако мы обсуждали их на Совете, и генеральный интендант регулярно сообщал королю о состоянии его казны. Король знал, что я богат, к тому же он не мог не отдавать себе отчет в том, что отчасти это связано с порученным мне сбором налогов. И вот впервые то, что было известно нам обоим, но никогда еще не признавалось открыто, теперь вышло на свет божий: я был богаче, чем он, богаче, чем государство.
– Да, – сказал я, склоняясь перед королем.
Это слово – произнося его, я понимал это – наложило печать на мою судьбу. Не стоит оспаривать могущество таких людей, как Карл. Он глазом не моргнул, но у меня возникло чувство, будто мои слова упали в самые темные глубины его сознания. Он поблагодарил меня с холодной улыбкой. Потом сказал, что подумает.
В последующие дни к нему вернулось хорошее настроение. Когда королева вместе с Агнессой и другими фрейлинами радостно предложила королю блеснуть перед дамами, возглавив армию и вернув Ле-Ман, он рассмеялся с довольно тщеславным видом. Было ясно, что эта тема более не вызывает в нем раздражения.
Мы переехали в Рош-Траншельон, неподалеку от Шинона, так как именно там король решил собрать Большой совет. Собравшиеся единодушно поддержали его, притом что среди них можно было различить две группы. К первой по большей части принадлежали друзья Агнессы, но там были и люди, близкие к королеве, мелкопоместные дворяне, лишившиеся своих нормандских владений, оккупированных англичанами, а также несколько человек, не преследовавших собственных интересов, искренне ратовавших за войну в силу своей убежденности и честности – редкий случай при дворе. Прочие же присоединились к этой партии, чтобы понравиться королю, так как, будучи истинными придворными, умели истолковывать знаки, даже едва заметные, происшедшей в нем перемены.
* * *
Стоило принять решение, как все пошло гораздо быстрее. Всего через три недели после Совета Карл Седьмой покинул Турень, возглавив войска. Король Рене, удалившийся к себе и пребывавший в дурном настроении с тех пор, как его брат был изгнан, ныне забыв обо всем, приготовился участвовать в сражении. Подшучивая над доблестью короля и впечатлением, которое он производил на женщин, королева хотела задеть самолюбие своего мужа. Но она вовсе не намеревалась сопровождать его, чтобы лицезреть его подвиги. Напротив, Агнессе очень хотелось воспользоваться такой возможностью. Быть может, она даже просила об этом короля. Мне она ничего не сказала, но была явно огорчена тем, что ей придется остаться. Я убедил короля, что мне следует задержаться на несколько дней в Турени, чтобы отладить снабжение армии, выступившей в поход. Я смогу присоединиться к королю позже, уже в разгар боевых действий. Карл согласился. Это разрешение давало мне возможность остаться рядом с Агнессой. Никогда прежде она так не страдала из-за отсутствия короля. Хотя действительно со времени их встречи страна не знала настоящих войн, а только местные стычки. И значит, Агнессе не доводилось поддерживать его на поле брани.
Мне никак не удавалось разобраться в причинах ее тревоги. Быть может, она боялась за него? Даже учитывая, что Тальботу
[35], который командовал английской армией, было уже под восемьдесят, нельзя было исключить неблагоприятный поворот событий. Агнесса помнила еще рыцарские войны, во время которых сеньоры во главе с королем сражались врукопашную, погибали сотнями или попадали в плен. Она и представить себе не могла, а я тем более, что предстоящая война превратится в сражение на расстоянии кулеврин и бомбард, подразделений лучников и пеших соединений.
Мне показалось, что ее тревожит и собственная участь. Слова королевы, которая предписала королю «блеснуть перед дамами», обеспокоили ее. Агнесса, верно, представила себе короля в ореоле славы, воодушевленного победой и жаждущего продолжить взятие своих провинций посредством других, интимных завоеваний, которые откроют ему сердца и тела покорных, лишившихся чувств дам.
Ее вечно страшила беременность, и, перенеся три таким образом, что большая часть придворных ничего не заподозрила, она побудила Карла остаться у нее в ночь перед отъездом. Она сделала мне странное признание: она надеялась, что любовные игры в течение этой ночи опять посеют в ней (на самом же деле впервые по ее инициативе) королевское потомство.
Вынужденная бороться, чтобы подавить отвращение, которое король поначалу вызвал в ней, и отдавая себе отчет в том, его недостатки не вызывают ни малейшего желания доверять ему, она в конце концов привязалась к Карлу. Мало-помалу он стал ей настолько необходим, что она уже не представляла себе жизни без него. В общем, она любила Карла.
Я попытался успокоить ее. Обещал приглядывать за королем во время военных действий и сообщать Агнессе, есть ли у нее на данный момент поводы для тревоги.
Через две недели я добрался до мест боевых действий, если их можно было так назвать; мы сплошь праздновали триумфы. Городское население восставало, загоняло англичан в их кварталы и открывало городские ворота королевским войскам. Пон-Одемер, Пон-л’Эвек, Лизье, Мант, Бернэ пали. В день моего прибытия, 28 августа, Вернон перешел в руки короля. Дюнуа рассчитывал заполучить город в свое владение, но Карл решил преподнести его Агнессе. Он велел принести ключи от города и отправил их с гонцом в Лош. Я был рад за Агнессу. Через два дня мы вошли в Лувье, и король впервые смог созвать Совет в Нормандии. Он решил немедленно выступить на Руан.
Пока шла подготовка к взятию города, я отправился в Тур. Разумеется, я не устоял перед желанием навестить Агнессу в замке Лош. Подарок короля ее успокоил. Ее желание сбылось: она забеременела и впервые не стала этого скрывать. Благодаря беременности щеки ее порозовели, взгляд оживился. Она смеялась, к ней вернулась бодрость. И все же для меня, хорошо ее знавшего, было понятно, что в глубине души ей по-прежнему неспокойно. При малейшем шуме она вскакивала, при малейшей тревоге в глазах ее мелькал испуг загнанной лани.
Она долго расспрашивала меня о войне, без устали внимая рассказам о триумфах короля. Я превозносил его храбрость, подчеркивая при этом, что он не подвергается никакому риску. Она задумчиво слушала меня. Платье ее было таким узким, что обтягивало едва наметившуюся округлость живота. Она носила декольте – по своей излюбленной моде, – и шнуровка открывала ее полную упругую грудь. То ли сыграло роль ее признание в беременности, то ли обретение новых форм, внезапное ощущение материнства наряду с присущими ей обаянием и красотой, резко выделявшими ее среди других, но впервые в ее присутствии я ощутил сильное, почти болезненное плотское желание. Агнесса была слишком проницательна, чтобы не почувствовать этого. Я усмехнулся, она улыбнулась мне в ответ и тотчас, будто желая развеять наваждение, увлекла меня в сад любоваться розами.
