Мы провели эти две недели вместе, в таком близком общении, которого больше никогда между нами не было. Иногда я даже забывал, кто он, когда мы смеялись над историями, которые он рассказывал, когда пускали наших лошадей вскачь по песчаным равнинам, когда по вечерам укутывались в меха, сидя у бивачного костра. Приближалось лето; ночи стояли теплые, небо было усеяно звездами. Мы мылись в ручьях, где вода была почти ледяной. Поскольку я был единственным, кто составлял королю компанию во время этих омовений, мне представилась возможность рассмотреть его тело, обезображенное нуждой, испытанной в детстве, его синеватую, лишенную тепла кожу, сутулую спину. Я знал, что, увидев недостатки, которые, казалось, ничуть его не беспокоили, я совершил серьезный проступок, за который он однажды меня упрекнет. В свою очередь, я открыл его взгляду секрет моей впалой грудной клетки, однако чувствовал, что этой мелкой монетой не искупить моего преступления.
Чем больше я его узнавал, тем больше понимал, насколько он опасен – оскорбленный, завистливый, злобный, никому не оставляющий шанса ускользнуть. Все это я уже знал и предчувствовал последствия, но не мог защититься от этого.
Одним из открытий, сделанных мною во время той поездки, было умение Карла слушать. Его идеи рождались не только из собственных размышлений или интуитивных прозрений. Они возникали после неспешной переработки бесчисленных речей, которые ему приходилось выслушивать. Когда его интересовала какая-то тема, он перехватывал инициативу в разговоре, задавал вопросы, руководил вашим рассказом. Применяемая им майевтика
[18] подействовала и на меня; я был удивлен, когда в разговоре с ним обнаружил, что у меня возникли новые идеи, которые он сумел заставить меня изложить и, возможно, даже породить.
Так, однажды вечером мы затеяли долгую беседу о Средиземном море, закончившуюся только на рассвете. Я прекрасно помню: это было в небольшом городке в Севеннах. Мы остановились в укрепленном доме, стоявшем на возвышенности. С обустроенной хозяином террасы открывался вид на долину Роны, а вдалеке, в тумане, проступали первые отроги Альп. Это было идеальное место, чтобы наметить серьезные перспективы. Карл, разомлев от сладкого вина, удобно устроился в плетеном кресле. Я сидел у каменного стола, за которым мы ужинали. Отодвинув тарелки и бокалы, я склонился вперед, облокотившись на стол. Когда спустились сумерки, король отказался зажигать свечи, и мы продолжали беседовать в полутьме. Он смотрел на миллиарды звезд, проступивших на небе в эту темную безлунную ночь. Не было больше ни господина, ни слуги, остался лишь корабль мечты, на борту которого оказались мы оба: ветер надежды подталкивал его вперед так же, как он приводит в движение отдохнувшее и сытое тело.
Король сам попросил меня рассказать о Средиземном море. Я начал с описания здешнего побережья и напомнил ему, что он один из четырех людей, владеющих этой прибрежной частью.
– Четырех! А кто остальные?
Не переставая улыбаться, я бросил на него недоверчивый взгляд. Всегда было сложно понять, таится ли в вопросах Карла подвох. Что именно известно ему о Средиземном море? Мне казалось невозможным, чтобы король не имел никакого представления о сложившейся ситуации. В то же время он так сосредоточился на войне с англичанами, у него было столько забот с Бургундией, Фландрией и многими другими северными провинциями, что, возможно, он и вправду многого не знал о том, что творилось на юге.
– Представьте, – осторожно начал я, – что мы продолжаем наш путь к морю в этом направлении. – Я указал пальцем на юг, где простиралась долина. Ночь еще не наступила. Король сидел с открытыми глазами, как будто хотел разглядеть что-то сквозь сиреневый туман, в котором утопала река. – Выйдя к морю, представьте, что справа от вас расположена нелюбимая вами Каталония, где правит Альфонсо, король Арагона и Сицилии. У него есть торговый флот, а также корсары, они атакуют и грабят все суда, которые попадаются им на пути.
– Вина! – приказал Карл.
Он пил мало, небольшими глотками, но я уже заметил, что нервное напряжение усиливало у него если не удовольствие от выпивки, то, по крайней мере, желание выпить.
– А слева?
– Слева будет марсельский порт, принадлежащий герцогу Анжуйскому, как и весь Прованс.
– Рене
[19].
– Да, король Рене.
Карл пожал плечами и прошипел:
– «Король» Рене! Не забывайте, он мой вассал.
– Во всяком случае, в этих водах он ведет себя скорее как конкурент. Даже если он присягнет вам на верность как вассал, то все равно будет соперничать с вами в торговле.
– Я не обязан ему подчиняться.
– Разумеется.
Я знал, что эта мысль ему понравится. Карл не был феодалом. Он ненавидел эту систему, ставившую его на первое место среди принцев крови, но лишавшую возможности стать королем. Его союз с подобными мне выходцами из городской среды, его желание разделаться с крупными баронами, его стремление к созданию финансовой системы, развитой торговле, собственной армии – все это вызывало во мне восхищение.
– А четвертый?
– За Провансом, дальше по побережью, – Генуя.
– Генуя, – повторил он задумчиво. – Это свободный город? Я никогда не мог разобраться, как устроена Италия.
Типичные размышления для короля Франции. Герцог Бургундский такого бы не сказал. Из всех наследников Карла Великого тот, что правил в Дижоне, всегда поглядывал на юг и разбирался в делах итальянского полуострова. Что до французского короля, то его взгляд всегда был обращен к Англии. Но вопрос Карла свидетельствовал о том, что, возможно, все изменится. Если удастся окончательно избавиться от угрозы со стороны англичан, король Франции сможет наконец обратить свой взор на Италию. Я страстно этого желал. Я всегда считал, что Франция может играть важную роль в этом регионе.
Целиком поглощенный идеей сделать наше королевство новым центром мира, я не мог представить себе этот центр без Рима. А ведь раздробленная Италия была бы для нас легкой добычей. Разве принц каталонский, гораздо менее могущественный, чем Карл Седьмой, не завоевал Сицилию и Неаполитанское королевство? Я воздержался от прямых и откровенных пояснений на этот счет, чтобы не напугать короля, и удовольствовался первым шагом в этом направлении.
– Генуя всегда нуждалась в защитнике. И конечно, в этом городе были бы рады, если бы им стали вы, сир.
Увидев, как у короля, который застыл в своем кресле, дрогнули веки, я понял, что он прекрасно осознавал смысл и значимость моего наблюдения. Как обычно, он скрыл свой интерес, но я был совершенно уверен, что он еще вернется к этой теме.
– А дальше, за Генуей, что там?
– Никого, кто имел бы вес на море. У Флоренции нет флота, а папа в Риме не интересуется своим портом. Единственный соперник Генуи находится по другую сторону полуострова, на Адриатике. Это Венеция.
