— Это муж графини? — спросила Оля.
— О, так вы осведомлены о графине. — Валентина Петровна понимающе склонила голову. — Игорь Сергеевич был прав. Рано или поздно о прежней хозяйке дома кто-нибудь да узнает.
— То есть вы все в курсе? — Женя покраснел от гнева. Он злился на учителя истории. Любимый педагог, вместе они исследовали картины Всеволодина и панно Странника, обсуждали живопись и антиквариат. А про Верберову Игорь Сергеевич умолчал… не доверил Жене главную тайну интерната.
— Это не то, что стоит афишировать, — сказала задумчиво Патрушева. — Вы — юны, вы все исказите, превратите чужое горе в детскую страшилку. Нет. — Валентина Петровна прошла к кубу, подолом платья цепляя кресты. Оля убралась с дороги. — Николай Верберов — не муж, а сын графини. Единственный и долгожданный ребенок.
— Она и его убила? — изумилась Оля. — Собственного сына?
— Конечно, нет, — с неприязнью произнесла Патрушева. «Как вам в голову взбрела подобная глупость?» — говорил ее тон. — Мнимые преступления графини никем не доказаны. Прибывшие из города жандармы нашли в подвале тела, но их мог подбросить кто угодно… настоящий убийца, например.
«Адвокат дьявола», — подумала Оля.
— Приют графини Верберовой считался образцовым. Те сироты умерли бы с голоду, если бы не ее забота. И вот однажды появляются крестьяне. Мучают и казнят ее, и лишь затем приезжает полиция. А дети… дети скажут все, что им внушат взрослые. Обвинят человека в чем угодно… И дело закрыто.
«Ага, — мысленно хмыкнула Оля. — Крестьяне принесли с собой девятнадцать трупов воспитанников интерната и соорудили в подвале декорации к гребаному фильму ужасов».
Валентина Петровна убрала с надгробия дохлых мотыльков и хвою.
— Сына Верберовой убили деревенские мальчишки. Утопили его в озере задолго до того, как стали пропадать дети.
— Джейсон Вурхис, — выдохнул Женя.
— Кто? — вскинула директор бровь.
— Неважно…
— Я и говорю. Вам все не важно. Высмеять горе. Вы это умеете.
— Не надо так, — обиделся Женя.
— Анна Верберова потеряла ребенка. Была жестоко убита и посмертно оклеветана. Пока ехала полиция, — ее имение обчистила пьяная свора, плебеи. И, словно этого мало, крестьяне сочинили байки про несчастную женщину. Обессмертили ее имя самым бесчестным способом. — Валентина Петровна провела пальцем по каменному крылу ангела, обтерла перья от грязи. — Ступайте в школу. Скоро обед.
Оля и Женя поторопились прочь. Оглянувшись, Оля увидела, что Валентина Петровна смотрит вслед, а над кладбищем шевелятся ветви и плавают клочья тумана.
— Ах, бедная, несчастная графиня! — воскликнул саркастично Женя. — Кажется, наша Валентина — тайная фанатка Анны Верберовой.
У Оли возникло ощущение, что с минуты на минуту она найдет разгадку происходящего.
— Ты насчитал двадцать могил, так?
— Именно.
— Девятнадцать плюс могила ее сына. Девятнадцать жертв Верберовой.
— Их похоронили рядом с мальчиком, из-за смерти которого она свихнулась.
— Думаешь, она из-за сына?..
— Миссис Вурхис, — процедил Женя.
— Да о ком ты?
— Эх, молодежь! Не видела «Пятницу 13-е»?
— Нет. Зато я читала «Франкенштейна».
— Обвинения снимаются! В первой части «Пятницы» Памела Вурхис потеряла сына, Джейсона. Он утонул по вине вожатых. Миссис Вурхис мстила, убивая студентов.
— А Верберова мстила детям?
— Да, но не конкретным. А всем. Звучит логично.
За деревьями показалось озеро — заболоченная купель в кувшинках.
«Здесь все началось», — подумала Оля.
18
Элеонора Павловна, учительница младших классов, прохаживалась вдоль парт, улыбаясь детям. Только что в коридоре она обсуждала с физруком странные вещи, творящиеся в последнее время. Взять сегодняшний день. Утром, по словам поварих, в столовую не завезли продукты, и телефон фирмы, заключившей договор со школой, молчал. Строители прогуляли смену, бабушка Кирилла не позвонила осиротевшему внуку, не приехала за ним.
— Как будто про нас все забыли, — сказал физрук. — Как будто нас стерли из памяти.
Обслуживающий персонал ушел на трассу пешком — ловить попутки. Автобус, обычно отвозивший их в город, сломался. Чудная мысль затесалась в голове Элеоноры Павловны: «А вдруг города больше нет? Нет ни шоссе, ни людей там, вовне, — все слопал туман, везде вырос дремучий лес…»
— Что же, — сказала учительница, — показывайте, что у вас получилось. Машенька…
У Машеньки получился семейный портрет. Человечки, взявшиеся за руки.
— Это вы с мамой, да?
Маша закивала, довольная.
— Очень хорошо. Артур…
Ученик продемонстрировал картинку.
— Тоже мама, да? Прекрасно. И у тебя, Риточка? Хорошо…
На всех картинках мамы держали за руки детей и были отчасти похожи: все в черных платьях.
— Какие они модницы! Но, ребята, вы забыли нарисовать мамам волосы. Костик, ты закончил?
— Еще нет, — ответил, заслоняя локтем ватманский лист, Костя Соболев. Элеонора Павловна двинулась дальше по проходу, а Костя перегнулся к Артему Краснову. Артем усердно выводил карандашом спирали на узком лице тощей женщины.
— Приветик, ты зачем мамку рисуешь? Она же умерла. Ты скелет рисуй!
Костя ухмыльнулся и щелкнул по лбу сидящую на парте куклу.
Реакция была непредсказуемой и моментальной. Зарычав, Артем воткнул карандашный грифель в щеку одноклассника. Костя вскрикнул, отшатываясь. Между пальцами струилась кровь.
Дети ахнули. Элеонора Павловна метнулась к Косте. Он вопил на одной высокой ноте.
— Что же это? — растерялась учительница. — Как ты поранился?
Девочки захныкали испуганно: цепная реакция, быстро наполнившая помещение плачем. Артем бесстрастно вернулся к рисованию. Карандаш оставлял на бумаге красные и черные линии.
* * *
— Пойдемте, — сказал Игорь Сергеевич, приглашая визитеров в лекционный кабинет. До того как лампы загорелись, Оле померещилось, что за партами ссутулились люди. Но кабинет, конечно, был пуст. Мрак попятился на галерку.
— Кирилла не нашли? — спросил Женя.
— Пока нет. Думаю, он таки сбежал в город. Софии привиделось в тумане.
— А с бабушкой его вы связались?
— Не можем дозвониться.
— Мы узнали ваш секрет, — с нескрываемой обидой сказал Женя.
— Я уже понял. Извините, Евгений, я дал Валентине Петровне слово. Согласитесь, не каждый захочет жить в здании, имеющем такое прошлое.
