— Я подозреваю, не одним человеком.
— Не одним? — удивился Антон.
— Думаю, она проводила ритуал снова и снова, всякий раз откупаясь жертвами.
— Но это… убийство.
— Мраку нравится делать нас грязными. Пачкать души. Возможно, это вечная конкуренция Бога и дьявола, попытка Люцифера доказать Создателю, что люди — худший из его проектов. И все же… — Смирнов положил на стол бумагу: распечатанный скриншот. — Я сделал захват экрана, пока мы говорили. Это — Марта, — он ткнул пальцем в миловидную шатенку. — А это, — палец скользнул к размытой фигуре за плечом девушки: у фигуры были длинные заячьи уши? — это тьма, которая не отпустит ее. Нигде и никогда.
— Справедливо, — процедил Антон. Взглянул на часы. — Схожу за нашими девочками.
— А я подготовлюсь. — Смирнов поднес к клетке сломанное кольцо с красным камушком. Лола защебетала.
* * *
Калоши месили болото.
Еще пару дней назад Антон и не догадывался, какая сила таится за тонкими стенами нашего мира. Рисунок помадой на зеркале приглашал из темноты давно казненную маньячку. Колыбельные засоряли мозг надиктованными извне образами. Обыкновенная девочка оказывалась ведьмой, губящей влюбленных в нее мальчиков ради банальной наживы, а скриншот — что может быть современнее! — фиксировал бесов, крадущихся за спиной.
В голове не умещалось…
* * *
Двор юриста встретил тенями и тихим шарканьем. Антон отворил деревянную дверь — хлынул свет, жаркий ароматный воздух обдал кожу. Он вошел в предбанник, собирался окрикнуть дам, но замолчал, услышав голос Кати:
— Теперь понимаю, почему он на тебе женился.
— Правда? — спросила Марина.
— Фигура у тебя клевая.
— Ну, спасибо.
— А что целлюлит и сиси отвисают — не переживай. Пластические хирурги чудеса творят.
«Маленькая сучка», — подумал Антон, перетаптываясь с ноги на ногу.
— Я и не переживаю, — сказала Марина восемнадцатилетней хамке.
Антон постучал о сосновый косяк.
— Собирайтесь, девочки.
Первой из бани выскочила взъерошенная дочь. Обняла отца.
— Как ты, родная?
— Меня мама веником била. — Баня и веник, кажется, немного взбодрили Аню, по крайней мере, румянец вернулся.
— Ты б ее тоже побила.
— А я и побила.
В щели приотворенных дверей клубился пар, Марина и Катя одевались. Обе были в кофтах и трусиках. Катя, заметив зрителя, нарочито прогнула спинку, позируя, но Антон на нее не взглянул. Его внимание поглотила Марина. Нагота стройных ног, белизна пышных бедер ослепили. Как давно он не видел Марину такой — домашней, полуголой. Скромное белье, голубые шортики заводили сильнее любых кружев.
«Действительно клевая», — вздохнул Антон.
Распаренная Марина оглянулась. Бывший муж смущенно потупился.
Потом он вел их через темную улицу, словно офицер — рядовых, словно маленький взвод, спасающийся от бомбежки. В десяти метрах фонарь погас, брызнув искрами. Заскрипели штакетины.
Антон подумал, что эта ночь не кончится никогда.
Марина организовала чай. Грея руки о разномастные чашки, они сгрудились в гостиной. Присутствие задрапированного зеркала давило на психику.
— Это ведь другое зеркало? — спросил Смирнов. — Не то, на котором вы рисовали символы?
— Это было мамино зеркало, — сказала Аня. — У нас дома.
— Старое? Треснувшее?
— Как вы узнали?
— Треснувшее зеркало — самый легкий путь для нее. Такие вещи держать в доме нельзя.
— Знаете, сколько оно стоит? — вклинилась Марина.
Смирнов осек неожиданно жестко:
— Две жизни? Больше?
Марина спрятала взор в чашку.
— А почему — нельзя? — спросила Аня.
— Плохая примета. Причем абсолютно у всех народов мира. Наши предки знали, что зеркало — магический инструмент. Его целостность важна, а трещины — это лаз для неназываемых духов. И в осколки смотреть запрещалось. Зажмуривались, если надо было их вымести.
— Семь лет неудач, — сказала Катя.
— Это потому, — блеснула эрудицией Марина, — что зеркала раньше были очень дорогими. Вот их и берегли как сокровища.
— А давайте, — сказал Смирнов, — вы не будете изображать Александра Друзя? Девочки, у вас помада есть?
— Зачем тебе? — спросил Антон.
Он догадался, что задумал Смирнов, и в животе засосало от недобрых предчувствий.
— Проведем тот же ритуал.
— Это в книге так написано?
— Да. — Смирнов положил возле зеркала кольцо с красным камнем, взял у Кати помаду.
— А Ане обязательно присутствовать?
— К сожалению. Мало того, вас с Мариной я попрошу выйти из комнаты. Останутся только девочки. — Не слушая возражений, Смирнов улыбнулся Ане: — Хочешь, чтобы это скорее закончилось?
— Да, — сказала она. И добавила: — Мам, пап, я в норме.
Страх придавал ей смелости. Парадокс.
— Делайте все, как в прошлый раз, — сказал Смирнов. — Пусть выйдет к вам. И тогда верните ей кольцо.
— Как?
— Кольцо — символ. Вы должны освободиться от Дамы здесь. — Он коснулся лба. — Перестать бояться. Мысленно освободиться от ее влияния и от кольца.
— Так просто, — буркнула саркастично Катя.
— И главное, — сказал Смирнов, — никто, кроме девочек, не должен вступать с Дамой в контакт. Ни при каких условиях.
35
В какой-то момент Анино сознание будто телепортировалось с папиной дачи в захламленную антиквариатом гостиную. Зеркало — овальное, дешевое, подвесное — трансформировалось в продолговатый прямоугольник. Обросло деревянной рамой с вырезанными колоннами, состарилось. За мушками и паутиной трещин к отражению Ани и Кати присоединился Чижик, документирующий камерой происходящее. Живой, не разбившийся всмятку об асфальт. А в громоздком шкафу прячется тоже живой Матвей, золотоволосый, красивый и широкоплечий.
Аня прогнала наваждение. Чижик лежал в морге. Матвей стал пеплом. В зеркале лишь двое людей. И рука выводит помадой рисунок. Дверь, примитивная лесенка. Последним штрихом Аня изобразила дверную ручку и выронила помаду. Язычок свечи трепетал над столбиком воска, создавая удушливую атмосферу, сужая комнату до размеров каморки.
В коридоре толпились тени, но тени были дружественными. Папа, мама, бородатый дядя Юра наблюдали за процессом с расстояния, готовые прийти на помощь в любой момент. Катя стояла позади, точно как в тот роковой вечер. Зеркало прислонилось к стене под небольшим углом, напротив него стояла накрытая полотенцем птичья клетка.
