— Не так быстро, — странным мурчащим голосом сказал Смирнов. — Пусть она покажется. Пусть она выйдет!
Свет заморгал, и всякий раз тени становились больше и ближе, а рев ветра сильнее. Колыбельная оплетала разум болотным испарением и внушала чуждые мысли. Она была…
(сельским кладбищем, паводок вымыл из могил гробы, в суглинке шевелятся черви, кенотафы оседлало воронье)
Она была…
(деревенькой из шести срубов, дома заброшены, но в одном на чердаке стоит пирамидка из человеческих костей, а в другом покачивается колыбелька на пеньковых веревках, и в колыбельке крыса с выводком пищащих крысят)
Была…
(хромой старухой, что приходит в лес, отстегивает протезы и ползает без ног по лишайнику, призывая спящих в берлогах и дальше мирно спать, и этим диким ритуалом парадоксально убаюкивает мрак)
Колыбельная была…
…Антон не мог подобрать сравнение. Он знал лишь — невесть откуда, — что колыбельная существовала задолго до Анны Верберовой, до христианства, до царей и цариц. Она сложилась сама собой столетия назад из шороха крон на ветру, и вскрика умирающей птицы, и скрежетания зубов в могиле, а мертвецы передавали ее мертвецам: из уст в уста.
— Ах вот оно как, — похмыкал Смирнов.
Пение и скрип заглушали щебет канарейки.
— Не волнуйся, Лола, спокойно.
«Насрать на твою Лолу», — чуть не выкрикнул Антон. Возникло мерзкое ощущение, будто по лицу струятся мокрые волосы. Будто рот полон жестких длинных волос. Он закашлялся, сплюнул, потрогал язык.
— У меня мозг плавится, — воскликнула Марина.
Смирнов, пригнувшись, щелкнул камерой, сфотографировал зеркало. Сработало как выключатель: посторонние шумы резко оборвались. Канарейка волочила по клетке крылья. Заунывный мотив всосался в стены.
— Проверь, как там Аня, — велел Антон.
Марина шагнула в коридор. Смирнов «стрельнул» из зеркалки — и тут раздался короткий вопль.
Опережая бывшую жену, Антон вломился в спальню.
«Доигрался? — каркал внутренний голос. — Теперь ее не прогнать».
Диван был пуст, одеяло скомкано. Антон заметался по комнате. Марина кричала, заламывая руки, и Антон едва расслышал тихий всхлип за шкафом. Аня сидела на полу, обхватив руками колени. Она задыхалась, слезы лились двумя ручьями.
— Зайка, я здесь! — Антон вытащил дочь из убежища. Колготки Ани были мокрыми от мочи.
— Она… — Тень сошла с растрепанной головы, и Антон обнаружил, что личико Ани практически бордового цвета.
Он вспомнил страшный день из далекого прошлого: трехлетняя Аня проглотила стекляшку — глаз плюшевого жирафа. Она покраснела и не могла дышать, а Антон тряс ребенка словно куклу и таки вытряс из горла кругляш с подвижным зрачком внутри. Вытряс саму смерть.
— Она душит меня, — прохрипела Аня.
Марина бегала вокруг, но только мешала.
Вспышка озарила спальню — Антон решил, это молния сверкнула за окном, а оглянувшись, заметил Смирнова. Экзорцист фотографировал захлебывающуюся Аню и перепуганных родителей. Кончик языка торчал из его рта, усиливая сходство с городским сумасшедшим.
— Вон отсюда! — оскалился Антон.
Ненависть маревом затуманивала мозг. Он не мог вцепиться в глотку чертовой детоубийце — так хотя бы Смирнова изобьет до полусмерти от отчаяния.
— Постой, — сказала Марина.
Щелчки зеркалки смешались с другими щелчками: старых ржавых ножниц.
— Доверься ему. — Марина зарыдала, приникнув к дочери. — Господи… черт с ним… доверься ему…
— Хорошо, — прошептал Антон.
Смирнов поклацал кнопками на фотоаппарате и кивнул:
— Закрывайте зеркало.
Дважды просить не пришлось. Антон смел с дивана одеяло, кинулся в гостиную. Обманчивая тишина закупорила уши ватой. Так он глох частично на борту роскошного авиалайнера, летящего из Москвы в жаркий Стамбул. Медовый месяц под сенью пальм, загорелая Марина возле бассейна, все включено…
Антон подбежал к зеркалу.
Пиковая Дама больше не была смутной тенью, бесформенным сгустком тьмы. Она предстала во всей своей чудовищной красе. Она высилась за спиной, в трех метрах от Антона. Тощие руки разведены, пальцы, как коренья, оплели асимметричные колечки портняжных ножниц. Грязное черное платье на костлявом пологрудом теле, лысый череп с промоинами ненавидящих глаз. По обоям шарят эфемерные щупальца — дымчатые отростки.
— Ты ее не получишь, — процедил Антон. — Заруби себе на носу, уродина!
Щупальца взвихрились гневно, кулак с зажатыми ножницами взвился к потолку. Антон накрыл зеркало одеялом и обернулся. Сердце стучало где-то в районе паха — он ждал, что лезвия распорют аорту, — Пиковая Дама покончит с ним и отправится за дочерью.
Но ничего не произошло. Дождь испытывал на прочность карниз, и ветер напевал свою бесконечную волчью песню. Лола втянула голову в желтое тельце, сложила крылья и чуть подрагивала. Из спальни доносились голоса. Уже не крики.
Марина успокаивала дочь, как могла. Усадила на кровать, сулила все развлечения на свете. Аня вновь обрела способность дышать. Она зажмурилась и слабо кивала, омывая материнские поцелуи обреченными слезами. Двенадцатилетняя девочка не верила, что доживет даже до рассвета: судя по выражению лица, она свыклась с мыслью о смерти, и эта картина наполнила отца энергией чистой ненависти.
— Что это дало? — спросил Антон жестко.
— Мы узнали, насколько она сильна.
— И насколько?
— Колоссально, — был ответ. — Она хочет обрести физическую оболочку. Если это произойдет, выгнать ее будет уже невозможно.
В дверь заколотили. Серия частых ударов.
— Кто это? — спросила Марина, растирая по щекам влагу.
Антон нервно дернул плечами и поковылял в коридор. За порогом царил локальный апокалипсис. Дождь лился практически горизонтально, трещали ветки, за забором пихта кланялась на ветру, как ярая богомолка. Припозднившаяся гостья сбросила капюшон балахона, встряхнула светлыми волосами.
— У тебя звонок не работает.
Катя собственной персоной.
— Здесь кто-нибудь живет, кроме тебя?
Он глянул на дачи, непроницаемо-черные.
— Живут, живут. — Антон потеснился. — Заходи. Была у сестры того мальчика-самоубийцы?
— Была.
— И?..
— Мы в заднице.
* * *
…Через дорогу от Антона обитал юрист по фамилии Решетников. Их связывали дружественные и деловые отношения: Рюмин неоднократно чинил своенравный автомобиль соседа, тот давал профессиональные советы по бизнесу и разводу. Ненастной мартовской ночью Решетников попивал «Сангрию» на отдыхе в Барселоне, а Антон вел дочь, бывшую жену и продрогшую Катю к его запертому дому. Сосед, улетая, оставил ключи и радушно разрешил пользоваться баней, когда заблагорассудится.
