Дорогу подсказал цыганистый мальчишка, ремонтирующий на улице велосипед.
— Семнадцатый дом? Катите до тупика. Вы к дяде Юре?
— Ага.
— Передайте, что маме уже лучше. Спасибо ему.
* * *
…Антон поднял ворот и зашагал мимо горы хвороста, пустой будки и пустого загона. Часы показывали два пополудни, но в лесу сумерки не заканчивались. Тени перебегали от дерева к дереву, дразнились, путали. Коренья выковыривались из жирной почвы сырыми отростками, розовыми крысиными хвостами.
«Кто ж ты такой, маг и отшельник?»
Антон вкарабкался по ступенькам. Веранда была захламлена. Плетеные стулья, тумбы, табуреты. Возможно, Марина нашла бы тут что-нибудь ценное. Внимание привлекли клетки. Под навесом болтался добрый десяток заляпанных пометом птичьих жилищ. Клетки ритмично стукались друг о друга на ветру, в них шевелились опавшие перышки.
Антон перелез через стопки слипшихся перестроечных газет. Поискал кнопку звонка — не обнаружив, забарабанил кулаком в дверное полотно. Дверь приоткрылась, скрипнув.
— Эй! — Антон расширил щель.
Из полумрака раздавался щебет.
— Вы забыли запереться.
Антон оглянулся на влажные стволы, дупла и ощетинившиеся сучья. Пожал плечами и переступил порог. Вместе с ним в прихожую просочились тени.
— Юра… Как вас там?
Антон чиркнул пальцем по серванту, нарисовал запятую на пушистом слое пыли. Из коридора он попал в кабинет, тесный от стеллажей. Жидкий солнечный свет припудривал потрепанные корешки книг. За прутьями клетки пела, раскачивая жердочку, лимонно-желтая канарейка — яркое пятнышко в блеклом пыльном мирке.
— Юр…
— Ни с места.
Антон посмотрел через плечо. Из дверного проема выплыл ружейный ствол, за ним сформировалась коренастая фигура.
— Не шути так, дядь.
— А я и не шучу, — буркнул мужчина. Остриженный по-армейски, бородатый, в камуфляжных штанах и куртке с десятком карманов, он напоминал персонажа голливудского фильма, чудака, всегда готового к зомби-апокалипсису. У такого на заднем дворе бункер, а в голове несколько переругивающихся личностей.
— Ты б лучше замки проверял. Дом нараспашку.
— Так надо.
— Кому? Ворам?
— Если запираешься, значит, что-то прячешь. Если что-то прячешь — кто-то посягнет.
Антон не уловил логики.
— Ладно, — признал бородач. — Забыл я запереться просто, разиня.
— Повезло, что я не претендую на твою библиотеку.
— Грабители — это полбеды. Есть зло опаснее.
— И потому ты в лесу окопался? Да хорош. — Антон раздраженно отпихнул ствол.
Мужчина закряхтел и положил ружье на продавленную кушетку.
— Лес не страшен. Он, наоборот, защитит.
— Как к тебе обращаться? Экзорцист?
— Юра я. Смирнов.
— Антон Рюмин.
Обменялись рукопожатиями.
— Как ты адрес вычислил?
— Связи в ФСБ. Так чем ты, Юра Смирнов, занимаешься? — Антон обвел взглядом книжные полки. — Ты — знахарь? Охотник за привидениями?
— Ни то ни другое. — Бородач средних лет больше напоминал институтского преподавателя, попавшего на необитаемый остров и здорово одичавшего. — Я книги читаю. В Интернете стараюсь советы давать. Тем, кто в плохой ситуации оказался.
— Что значит, «в плохой»?
— Когда тебе не верит никто — вот что значит. Когда тебя считают сумасшедшим.
— Специалист по чертовщине?
— Звучит не очень.
— Начхать, как звучит. Ты нам поможешь?
— Я уже говорил Саше. — Смирнов схватил бороду в кулак. — Никто не даст гарантии, что книги правдивы на сто процентов. Можно верить им, если жизни не угрожает реальная опасность. Но если кто-то умирает… риск ошибиться слишком велик.
— То бишь, — сказал Антон, — ты — совестливый. Деньги берешь за свои эзотерические советы, только когда дело не пахнет жареным?
— Я не беру денег, — обиделся бородач. — А вы… вы сами всегда виноваты. Кто вас заставлял баловаться с тем, чего вы не понимаете?
— Да не баловался я. — Антон пощелкал ногтем по клетке. — Дочка моя в беде.
— Ты не присутствовал при обряде?
— Я не дурак.
— Ясно. Ты очутился в радиусе ее влияния. — Бородач подошел к столу — выключенный монитор компьютера отражал кабинет и двух… или трех людей. Двух, бесспорно, двух. — Ты и меня заразишь. — Смирнов опрокинул монитор пластиком кверху. — Это хуже холеры.
— Скажи, как избавиться от нее.
— Как-как? Да никак. Наши предки знали, что можно рядом с зеркалами, а чего нельзя. Ругаться нельзя, есть, спать. Тонкие материи… скважины в иной мир. Существуют слова, произнеси их у зеркала — и…
Смирнов осекся. Антон сунул в бородатую физиономию фотокарточку, вытащенную из кошелька. Аня улыбалась задорно на моментальном снимке.
— Это моя дочь. Смотри, Юра.
— Я… — Смирнов попытался отвернуться. Антон положил руку ему на плечо.
— Смотри внимательно.
— Хорошо, — воскликнул Смирнов. — Хорошо, черт подери.
25
Катин отец погиб за день до ее тринадцатилетия. Обварило паром на комбинате: ожоги, не совместимые с жизнью. Через год скорбящая вдова привела в дом нового мужчину. Идея всеобщей заменимости потрясла Катю. Она не простила маму, и плевать, что отчим был в принципе неплохим человеком, не пил, не обижал ее, старался понравиться. Катя приложила максимальные усилия, чтобы изгнать чужака, а потерпев фиаско — у отчима оказались на редкость крепкие нервы, — ушла сама, перебравшись к тетке, папиной сестре.
Вот так она и очутилась в высотном доме, затесавшемся вокруг мертворожденных цементных каркасов. Так познакомилась с Матвеем, Чижиком, Аней.
Шагая под лысыми кленами, Катя думала, что это было предрешено. Лесенка, ведущая к помадной дверце, намалеванной на зеркале, началась с прорыва труб и смерти отца. Хоронили папу в закрытом гробу. А как ее похоронят?
Воспоминания о недавней выходке будили стыд и горечь. Действительно, дура. Выставила себя последней шалавой перед Антоном. А он тоже хорош, лицемер. Разве не кидал на нее украдкой заинтересованные голодные взгляды? Разве не желал того же, что она? Если да, то почему отступил?
А говорят еще, женскую логику сложно постигнуть.
Катя перебежала дорогу. На перекрестке случилась авария. «Жигуль» поцеловался с «опелем» — оба автомобиля сложились гармошками. Полицейские оттискивали зевак за обочину. Лужица яркой крови отражала облака.
