— За удачную дорогу, — сказал он, — чтобы мы все-таки поднялись в воздух…
— А еще больше за то, чтобы мы потом благополучно опустились на землю, — добавила я.
…Посадка была поспешной. Помню, что к самолету мы почти бежали, и меня покачивало. Новый знакомый, Володя, поддерживал меня под локоть.
Шел дождь. Стюардесса стояла у трапа с зонтиком, и торопила нас:
— Быстрее, проходим, занимаем места… сейчас улетаем.
.. Место мое было рядом с каким-то толстым дяденькой, который захрапел еще до того, как самолет вырулил на взлетную полосу.
Володя, который сидел позади, подошел и тронул меня за плечо:
— Пересядьте ко мне.
Он долго молча смотрел в иллюминатор, уже затянувшийся инеем, а потом взглянул на часы.
— Однако… поздновато будем на месте. Вас кто-то встречает?
Я покачала головой.
— До утра посижу на вокзале. А потом поеду в больницу…
— У меня квартира недалеко от аэропорта. Не хотите заехать, отдохнуть? Что это за отдых на вокзале?
— Вы москвич?
— Да я… — он пожал плечами, — И сам толком не могу сказать. Я здесь только в отпуске бываю. А если я скажу, где работаю, вы, наверное, даже не представите..
— Давайте попробуем…
— Ну, хорошо — он посмотрел лукаво, будто загадывал привычный ребус, — Остров Визе — это название вам о чем-нибудь говорит?
Честное слово, я не знала где это — в Тихом океане, или возле Антарктиды. Не было у меня знакомых, которые жили на островах.
Он не стал унижать меня долгой паузой.
— Этот остров открыли, как открывают планеты и звезды, — сказал он, — По догадкам. Вроде бы должен быть… Еще в начале двадцатого века судно «Святая Анна» дрейфовалов Карском море. Оно погибло, но штурман сумел спасти вахтенный журнал. А десять лет спустя полярный исследователь Визе изучал линию дрейфа судна. И по отклонению морского течения предположил, что тут должен быть остров… Теперь там работают метеорологи… Одна из самых северных станций в мире.
— Вы метеоролог?
Он слегка поклонился.
— И вас там много?
— Когда-то было около тридцати человек, а сейчас — пять. Это банально, но Север затягивает… Там, на большой земле, суета, а тут спокойно работаешь…
— Очень там холодно?
— Ну… и холоднее на нашей планете бывает… У нас всего-то пятьдесят два ниже нуля… Не чета Антарктиде, там под девяносто. Нет, у нас не страшно.
— Но ни травы, ни зверя, ни птицы…
— Ну что уж вы о нас так плохо думаете? Одних белых медведей около десятка. И цветы тоже есть. Летом. Летом у нас до десяти градусов тепла бывает…
Глава 8. Багульник
Устала я смертельно, настолько, что мне было все уже равно — куда привезет нас такси. Я редко бываю в больших городах — и не люблю их. Ходить долго пешком — устаю, с автобусами безбожно путаюсь. И все эти «Третьи улицы Строителей» сливаются для меня в бесконечный лабиринт многоэтажек.
Тем более, ночью…
Володя жил в старом кирпичном доме, на пятом этаже, без лифта. Сумку мою он вынул из машины, и нести не позволил. А в подъезде закинул голову вверх, оглядывая лестницу.
— Заберетесь? Если что — можно постоять передохнуть…
Он же не знал о моих тренировках по подъему к беломраморному козлу…
У него была двухкомнатная квартира. Мужской уют. Я люблю его больше, чем женский… Меня всегда раздражало, когда подруги многословно извинялись за беспорядок в комнате — а всего-то на постель был небрежно брошен халат. И это их: «Дай, я подстелю салфетку… Позволь, еще раз сполосну чашку»… Все это отнимало время у чего-то более нужного, важного…
…Володя вынул постельное белье. Не новое, но чистое, аккуратно сложенное. Он положил стопку на диван.
— Время позднее… Но давайте все же поужинаем… У меня есть чай, колбаса, хлеб…Сейчас достану.
Немного погодя мы сидели в кухне, и перед каждым стояла кружка с чаем. Володя нарезал колбасу толстыми кусками. Когда я была маленькой — это было время пустых полок в магазинах. Колбасу выдавали по талонам. Ее резали тоненькими, полупрозрачными кусочками, чтобы на дольше хватило… Я мечтала съесть вот такой бутербродище, какой Володя протягивал сейчас мне…
А потом я стелила постель, и подушка тоже была из моего детства — старая, очень мягкая, со сказочными медведями…
Я проснулась в шестом часу утра. Наверное, волнение перед тем, что принесет нынешний день, не давало покоя. Самую тяжелую усталость я стряхнула глубоким забытьем, и теперь на первое место выступил страх.
Я включила светильник — узкая белая трубочка отбрасывала неяркий свет. На стене обрисовалась моя тень. Она имела сейчас какой-то зловещий вид. Казалось, она сама — вне моей воли — поднимет сейчас крючковатый палец и погрозит: «Ужо тебе»…
Володя постучал в дверь.
— У вас все в порядке? Или просто встаете уже?
— Входите, — отозвалась я, — Не спится чего-то… Страшно…
Он вошел и сел на край дивана. Ничего не говорил, будто задумался. Но я чувствовала его рядом, и стало легче.
Он потянулся, достал гитару, которая, оказывается, стояла где-то в закутке, за тумбочкой. Самая обычная гитара, дворовая…
Руки у него были большие, а пальцы крепкие и сильные… После Ричарда Дица я никогда уже не услышу виртуоза, но Володя и не претендовал ни на что большое, как на «три аккорда» доморощенных бардов.
Голос его — низкий, глуховатый… И вот уже багульник цветет где-то на сопках…
Возле палатки закружится дым,
Вспыхнет костер над рекою…
Вот бы прожить мне всю жизнь молодым,
Чтоб не хотелось покоя.
— А вы видели багульник? — спросила я.
— Видел. Не у нас, правда… У нас почти одни только мхи… На Дальнем Востоке видел, когда практику проходил. Красиво. Как сиреневые облака. Пчелы собирают с него «пьяный мед». От него плывешь…Пьяный мед багульника…
— А это — знаете? — спросил он, чуть погодя, и начал читать — тем же глуховатым голосом:
Январь прошелся королем,
И город замер,
И мы затворниками в нем
Тюремных камер.
Но как насмешник королей,
Как богохульник,
У нас в бутылке на столе
Расцвел багульник
Наперекор календарю,
Как будто летом,
Расцвел в насмешку январю
Лиловым цветом.
И утверждает видом всем,
Веселым глазом,
Что не был сломан он никем,
Веревкой связан.
Что он живой, что он плевал
На все прилавки,
Что не знаком ему подвал
Цветочной лавки,
Что не был заперт на крючок
Он в том подвале
И что его за рубль пучок
…Мне стало тепло. Будто ледяная скорлупа страха истаяла, и я ощутила мир вокруг себя. Большой мир. Вечный…
