Вы ищете — что же вам делать сейчас? Что будет верно? Женщины обычно идут двумя путями. Можно попытаться что-то доказать ему. Заняться собой — потратить деньги на туалеты, на причёску. Закрутить с кем-то роман, но всё время попадаться ему на глаза. Ведь всё это делалось бы ради него, чтобы он оценил, в конце концов…Вы продолжали бы гореть в том же огне, и сами бы подкладывали в него дров.
Или же — другое. Решить: да, надежды нет. Но раз кроме него никто мне не нужен, а он меня не любит… Значит — всё, с любовью конец, буду жить чем-то другим. Приняв такое решение, вы за считанные дни постареете на двадцать лет, и когда эта особь — заметьте, вполне довольная собой, будет в очередной раз проезжать со свистом, вы пройдёте мимо бесполым существом. Потому что вместе с любовью нас покидает вся радость, вся красота.
Дорогая моя, есть единственная возможность достойно всё это преодолеть. Из этого мужчины вам надо вырасти.
Женщина посмотрела на Лизу усталым и почти не верящим взглядом.
— Вы сами поняли, что не нужны ему, и это вам далось тяжело. Если бы у него хватило мужества встретиться с вами, вы бы, по крайней мере, смогли сохранить к нему уважение. А что остается от мужчины без мужества? Костюм и гениталии. И это гнилое обаяние. В конце концов, его чары спадут.
Но вы должны работать над собой — всю жизнь, идти всё дальше и дальше, раскрыть все свои таланты.
Ваша внешность. Нельзя стараться быть красивой ради кого-то, нельзя играть роль — из неё так легко выйти, когда вы о ней забываете, когда нет настроения. Женственность должна стать сутью — каждым движением вашим, каждым поворотом головы…
А что касается смысла бытия…
Дорогая моя, возможен лишь один настоящий роман — это роман с жизнью. Вот кто не изменит до последней минуты! И говорят — она упоительна — эта минута. Какой-то наркотик — необыкновенные образы, райский сад! Мне скоро предстоит увидеть всё это.
Сколько острых ощущений, какое великолепие жизнь даёт нам! Мужчины — лишь часть этого…
Вы были в Париже? Не зря говорят — увидеть его и умереть. Но разве хуже Рим? Или Венеция? А недавно я видела по телевизору сказочный остров Бали… Сколько языков вы знаете? Когда вы в последний раз танцевали? В ресторане, при свете огней, с незнакомцем, которому вы нравитесь?
Вам предстоит чудо — рождение первенца, это ни с чем не сравнимо, всё это счастье у вас ещё впереди. Столько книг! Столько людей, которые будут вам интересны — по-человечески интересны, без всяких мучений.
И когда вы достаточно пройдёте этой дорогой, то, встретив своё сокровище, решите, что и впрямь были больны, если «это» могло хоть как-то интересовать вас. Вы будете королевой, у которой «такое» уже не может вызвать никаких чувств.
— Но ведь время идёт. Я не юная, от меня всё уходит. А девушки вокруг — они расцветают.
— Когда вы гуляете, то, наверное, отмечаете молодые, красивые лица. Но вряд ли хоть одно из них остаётся в памяти. Но красивая женщина в зрелые годы — это уже другое… Весною много прекрасных цветов, но розы весной не цветут.
…Было около двух часов ночи, когда Лиза, наконец, кликнула Романа, и велела ему доставить Зою домой.
— Вы носите жемчуг, — прощаясь, говорила Зоя, уже по-другому, она была уже здесь, не в потустороннем. — Вам так идёт…
— Жемчуг — снисходителен, — отвечала Лиза. — Бриллианты — безжалостны. Они беспощадно подчёркивают вульгарность, некрасивость. А жемчуг любому лицу придаёт толику благородства. Он не смеётся над старостью…
…Кончилась осень, миновала зима, и большая часть весны была позади, когда Роман вновь увидел Зою. И — самое смешное — в той же «стекляшке». Он завернул сюда по дороге с работы, выпить кофе, потому что дома ждала разруха ремонта.
Роман наслаждался одним из первых тёплых майских вечеров, минутой покоя, когда прозвучал звонкий голос:
— И вправду — вы!
Темноволосая красавица смотрела на него с искренней радостью. Чтобы узнать эту женщину, подошедшую незаметно, ему потребовалась минута.
— Снова — и здесь же! Как вы живёте? Как Лиза?
— Лиза в отъезде. Когда я затеял ремонт, она сказала: «Это — Армагеддон! Чем я могу помочь?» Я ответил, что мне понадобится её свежий глаз, когда всё будет готово — и отправил её к подруге. А как у вас?
— Бегу с подработки. С телевидения. В редакции у меня свободный график, и знакомые позвали ещё вести «Вечерние новости».
— Вы домой сейчас? Но вам же далеко идти… И уже почти темно. Я провожу.
Они пошли через парк. Зоя легко взяла его под руку — и всё спрашивала о работе, удивлялась тому, что он рассказывал ей, интересовалась — нельзя ли о нём написать…
А на одной из скамеек, скрытая тенью разросшейся сирени, сидела пара. Женщина, усталая, с небрежно стянутыми в «хвостик» волосами, покачивала коляску. Мужчина, опустив руки между колен, смотрел перед собой.
— Уснула, наконец? — спросил он. — Пойдём?
— Посидим ещё, — попросила она. — Я так редко выхожу.
Дома был и телевизор, и возможность вытянуть ноги, но ему пришлось уступить — задержаться ещё. Невольная досада делала ожидание тягостным.
Он посмотрел на проходившую мимо пару. Зою он не узнал. Но всё смотрел вслед, когда она уже миновала его. Как хороша! Высокая, стройная, в платье, серебристо отливающем в свете фонарей… Такая грациозная, такая уверенная в себе… Королева!
Он залюбовался ею, даже не пожелав. Желать было безнадёжно. Для таких женщин — он знал это — он не представлял собой ничего.
Варвара
Впервые я поняла, что способна «метать громы и молнии». Обычно окружающие считали, что я даже повысить голос не могу. А вот поди ж ты.
— Что значит «он в шоке»? Кто должен быть в шоке — мы или он?! Сколько он собирается из этого шока выходить?!
Ленка сидела на кровати, втянув голову в плечи. Она тоже не привыкла ко мне — орущей. И тем более — бьющей кулаком в стену. Кроме того, Ленка пребывала в состоянии, близком к панике. Все предостережения занудливой старшей сестры воплотились в жизнь. Сестра может торжествовать. Но что же ей, бедняге, сейчас делать?
Ленка привыкла считать себя ребенком. Наверное, с тех пор, когда мать отчалила на Север за большими заработками. Она сказала, что иначе на ноги нас не поставит. Отца своего мы в жизни не видели, так что в ее словах была доля истины. Но лишь доля: многие наши ровесники выросли без отца, но при матери.
Самые тяжелые времена к тому времени остались позади. Я уже училась в институте культуры. Ленка еще ходила в школу. Предполагалось, что ее воспитание я пока возьму на себя, а мать будет высылать нам деньги. Она планировала уехать на пару лет, но теперь уже ясно, что назад она не вернется. На Севере у нее появилась семья. Муж — в отличие от нашего отца, ее собственный, а не «взятый напрокат». И поздний ребенок — долгожданный сын, на которого она не надышится. Мы же с Ленкой уже взрослые, можем обойтись и без материнской заботы.
