А тогда, на уроке, она обернулась, и, не таясь от физика — протянула мне руку:
— Погадай!
Днями раньше я купила книжку «Азбука колдовства» с ведьмой на обложке и прочла о гаданиях по линиям руки.
Теперь ладонь ее лежала передо мной и, деля вид, что вглядываюсь, я говорила, что жизнь ее ждет — легкая: богатый муж и двое детей.
Я забыла об этом на годы, а теперь вдруг, благодаря ей, вспомнила.
— Ты мне обещала мальчика и девочку. А если… я от него рожу?
Я глажу ее руку. Нежностью пальцев своих я прошу: «Можно я не буду ничего говорить?»
— Ну? — спрашивает она.
— Ты хочешь знать, что я думаю?
Я думаю, что держу в руках капельницу с ядом. Когда-то я читала боевик — дешевку, но одну сцену не забуду. Преступнику вынесли смертный приговор. Его уложили, привязали, ввели в вену иглу. Подошел лаборант и открыл клапан. По трубке потекла жидкость, чистая как вода. И тогда человек осознал, как сильно хочет жить и любить. Но было поздно. Смертельный коктейль уже распространялся по телу и делал свое дело, отключая жизненные системы одну за другой.
Я глажу ее руку — теплую… Я смотрю на нее. Господи, какое счастье в ее глазах! Такая синева… чистая… такие теплые лучи… что не только ей, но и мне снова пятнадцать лет. И не было еще ничего в жизни, никакого горького опыта… Еще не растрачены силы: ни лжи, ни предательства, ни разлук, ни стиснутых зубов — ничего не было.
Нет, не должно в мире быть места — и зависти. Ведь, чем больше счастья вокруг, тем вернее и ты погружаешься в его сияющие волны. Я поднимаю бокал — и говорю.
— Дай тебе Бог…
Подарок
Она стояла в храме. Темно-желтая восковая свеча нагревалась от тепла пальцев, клонила голову.
Икона тоже была написана в золотых тонах. Сегодня она не осмелилась подойти ни к Донской, ни к Казанской… Слишком мрачно было на душе. И она не могла просить о «правильном»: «Дай мне сил смириться, перенести…»
Она пошла к Ангелу-хранителю. Самый низкий чин в небесной иерархии, ему можно поплакаться, рассказать всё, как есть.
— Мне плохо, — говорила она Ангелу. — Я старая, усталая тетка… Не хочу никакого Нового года. Хочу залечь, как медведь в спячку и проспать до весны. А потом покидать вещи в сумку и уехать к морю. Навсегда.
Ангел был прекрасен. Печальное детское лицо и приподнятая рука. Можно было представить, что рука эта невесомо лежит на ее голове.
— Знаешь, да? — спросила она. — Не нужна я ему совсем. Ему подавай юную девочку, и жизнь с чистого листа… А разлюбить я его не могу. И обидные слова ему сказать не смогу. Хотела, даже пробовала. Поняла, что самой больнее будет…
И попросила:
— Ты пригляди за ним, ладно? Можешь даже не за мной, а за ним. Мало ли куда я уеду, так ты позаботься о нем… Пусть у него все будет хорошо… И помолись за него. Обязательно помолись. Ты ведь умеешь, не то, что я.
Она шла домой и повторяла про себя, тихо:
— Ну и пусть у него будет какая-нибудь красивая, без проблем. Богатая…
Это было так банально, что напоминало слышанный от бабушки романс.
Он любит деньги, любит карты, любит женщин и вино,
А тебя он, молодую, лишь загубит ни про что…
Конечно, она была не молодая, а он — не злодей. Напротив, его любили. Сотрудники на работе любили, мать, и вообще — женщины. И он любил — красивые вещи, саму красоту.
— А я уже никогда не буду такой, — думала она, — Только старой и некудышней. Так что не трать на меня силы, Ангел… Давай, мчи к нему…
Она шла, и тень летела за ней, и у этой тени были крылья.
У фонаря она остановилась. И обернулась. Что-то призрачно засветилось, пошло переливами, засверкало. Она любила Новый год за это сверканье — мишуры, игрушек… Ожидание чуда.
Ангел смотрел на нее, и теперь он не был печальным. Он слегка улыбался. Наверное, потому, что она не верила, что он ей явился, и все приглядывалась к его крыльям. Крылья были большие, изогнутые и напоминали лебединые.
— Я сделаю тебе подарок, — услышала она, — Потому что ты никогда его не проклинала. Даже в мыслях. И желала ему добра: для него, не для себя.
Ей показалось — это ее дыханье в морозном воздухе вдруг завихрилось, сгустилось и… Между ними стояла девушка. Длинные темные волосы, густые брови, яркие зеленые глаза.
— Это…
— Твоя душа, — сказал ангел. — Она у тебя молодая.
Девушка была в модной короткой курточке и мини-юбке.
— Он сейчас здесь — сказал Ангел, указывая крылом на светящиеся окна кафе. И велел девушке, — Иди.
Она увидела с улицы — все столики были заняты. Он сидел у стойки бара. Смуглые пальцы, бокал вина.
Девушка вошла и, не торопясь, направилась к бару. Его соседи в это время поднялись. Она села с ним рядом.
Он посмотрел на девушку. Удивительные глаза у нее… Он не мог подобрать слов… Ласковые…
— Будете коньяк? — спросил он.
Она улыбнулась и кивнула. И просто было ему с ней. Так бывает с человеком, в присутствии которого, говоришь, не: «Я» и «Ты», а «Мы».
Она коснулась его руки, и это было как в том сне, который снится нам два-три раза в жизни. Восторг соединяется с удивительным покоем: и смерти нет, и страха нет, и мы в земле обетованной. Просыпаясь, мы плачем как дети — нам жаль возвращаться.
… Они с Ангелом смотрели на эту пару с улицы.
— Что мне делать? — спросила она.
— Ступай, пусть сегодня она говорит с ним, — сказал Ангел.
… Он не помнил, сколько времени прошло. Никого не было рядом с ним. Но девушка… Она ведь приходила? Да, и с нею он испытал ощущение: ему дано что-то высшее, ради чего человек приходит на землю.
Он вышел из кафе, и не знал куда идти. Снег летел крупными хлопьями. Он шел туда, где часто бывал в последние месяцы.
Старый дом на темной улице. Светилось одно окно, на втором этаже. Он поднялся по лестнице, своим ключом отпер дверь.
В комнате горел ночник, в виде человечка. с крыльями и фонариком, парящего над земным шаром.
В постели спала женщина. У нее было такое усталое лицо, как будто она всю жизнь держала этот фонарик над Землею. Но…, - он склонился, и поцеловал ее руку, узнавая, — Не было другой такой в этой жизни. Потому что на Земле — все кончается. А она обещала — вечное…
Роман с жизнью
…Вечер позднего октября. Дождь и холодный ветер — классическое сочетание для того, чтобы оценить уют тёплой постели.
Но Лиза сказала: