— Давай я тебя вытащу.
— Вот спасибо, — сказала Света, разгибая ноющую спину.
Она — из ямы, а он — на фоне неба — он вдруг показался ей… Она зажмурилась, встряхнула головой, потянулась к нему. Он одним сильным движение перенес ее наверх, на землю.
— Класс, — сказала она, оглядываясь, — Это все, значит, про меня забыли. Он промолчал, подобрал лопату и, не оглядываясь, пошел по узкой тропинке в лагерь. Света шла следом, вдыхала медовый запах цветов и смотрела в его чуть сутулую спину.
Глава 6. Мужчины, которых мы выбираем
— Между прочим, мы завтра дежурим, — ехидно сказала Ася, — Если ты и эту ночь будешь на лошадях скакать, воображаю, что ты завтра наготовишь.
— Может, будем по очереди: ты — завтрак, я — обед?
— Нет уж, спасибо вам большое! Каждый должен сам расплачиваться за свои хобби. Думаешь, мне хочется в четыре утра вставать? Я вообще сова.
— Зараза ты, а не сова. Кто с нами из мужиков?
— Большой. Короче: или обе встаем, или обе спим. Пусть убивают.
— Не убьют, — сказала Света, показывая на свод сахемских правил, — Читай параграф тринадцатый «Дежурный — личность неприкосновенная».
…На рассвете, в тот единственный час, когда местные ребята уже ускакали в деревню, а студентов еще не разбудили, Большой подвешивал над костром два ведра с водой, а Света с Асей, зевая, составляли меню на день.
— Христом Богом тебя прошу — только не лапшу, — говорила Ася, — Мне эта лапша до такой степени насточертела, что ты представить себе не можешь. Чтобы я ее когда-нибудь дома в рот взяла! Лапша с тушенкой, лапша без тушенки, лапша с тушенкой, лапша без тушенки…
— Давай пшенную кашу тогда. На завтрак.
— Сколько ни езжу в экспедиции, — откликнулся от костра Большой, — Никогда пшенка толком не получается. Всегда пригорает.
— Конечно, если на таком огне! Тише сделай… Стой! Ты зачем воду мешаешь грязной палкой?!
— Это не грязная палка, а сук такой закопченный. Им все мешают.
— Теперь я понимаю, почему у дежурных никогда нет аппетита.
— Потому что, когда все на раскоп уйдут, они консервы трескают, — проинформировал Большой, — Думаете, я не наемся? Я уже почти дистрофиком на эту неделю стал.
Пшенка — диво дивное — не пригорела. И с маслом и сахаром смотрелась — и елась — весьма неплохо. За завтрак искренне благодарили.
Как дежурным, им предстояло пахать не разгибаясь. Оставь надежду выспаться, всяк ставший дежурным! Нужно перемыть горы посуды, съездить в деревню за водой, молоком и хлебом, приготовить топливо, сварить обед, потом опять посуда, ужин…
Хорошо еще, что Большой не сачковал, свою часть работы делал честно: таскал тяжелые ведра и бидоны, поехал в деревню с дядей Колей… Это было самым тяжелым пунктом в программе. По вечерам дядя Коля регулярно принимал на грудь, а по утрам опохмелялся. Как шофер он явно не перерабатывал — трудно ли посидеть за баранкой полчаса в день? И в эти полчаса он от души веселился и пел. Голос у него был — громче трубы, а слух отсутствовал начисто. Вежливо слушать его могли только деревенские — они привыкли к мычанию коров, а также к голосам дикой природы. Просвещенные же люди, в особенности лагерные гитаристы — тихо бледнели.
Большой мужественно взял обязанности слушателя на себя. Только после обеда выдалось свободное время. Примерно на час-полтора они смогли позволить себе отойти от костра. Большой немедленно исчез в продуктовой палатке.
Света налила воды в умывальник — в лагере все смешалось, и умывались вечером — и предложила:
— Пошли к заливу. Головы помоем. Выкупаемся.
Ася с готовностью закивала.
Захватив мешочки с мылом и шампунями, полотенца и то, что предназначалось в стирку, они углубились в густой и очень ими любимый лесок (орехов то сколько!), отделявший лагерь от берега. Но над берегом еще был песчаный откос. И сейчас они беспомощно стояли наверху его.
— Мамочки-и-и! — с визгом решилась Света и, взрыхляя пятками песок, побежала, заскользила, поехала вниз.
— А я? Ой, лови-и-ите!
— Тихо, не съезжай мне на голову!
— Ничего, вымоешь!
Залив был теплый и мелкий, вода уже давно цвела. На другом берегу виднелись мостки и были привязаны лодки. Все местные тут рыбачили.
— Интересно, кого они в этой тине ловят? И как в ней мыться?
— Зато вода теплая, — резонно ответила Ася, — Смотри как удобно: я мешочек с шампунем положила, и он вокруг меня плавает. И полочки не надо. Между прочим, речная вода очень хорошо промывает волосы.
— А с этой зеленью и краситься не надо. Изумрудный оттенок — последний писк моды нашей археологички. Будем всех очаровывать, как русалки.
— Между прочем, наши мужики вас уже прибить готовы — кто с местными гуляет…
— Кто гуляет?! Мне лошади нужны, а не этот, извини, контингент…
— Не знаю, может тебе, конкретно, и лошади, но ты на остальных посмотри! Наши парни только плюются. Ты заметила — они сидят по очереди, сторожат возле костра, чтобы не случилось ничего.
— Благородные какие! — фыркнула Света, но вспомнила, что и она замечала. Чаще всего сидел Кирилл: терпеливо, до поздней ночи сидел у костра, травил свои вечные шуточки. И вроде бы даже не очень смотрел в их сторону, когда они возвращались.
— Совсем, говорят, наши девчонки совесть потеряли, — грустно, по-бабьи подытожила Ася.
— Нет уж, я так не хочу, — Света отжала мокрые длинные пряди, — Ладно, если любовь до гроба, но замуж — фигушки! Я на Динку насмотрелась. Ведь не узнаешь, какая раньше была и какая сейчас. Ее эти дети совсем испиявили.
— Не обязательно ведь столько детей заводить…
— А что — она думала, что близнецы получатся? Сейчас с ней вообще говорить невозможно. Почем картошка на рынке, почем мясо, сколько сэкономила, что надо делать — стирать или готовить… Я делаю, а в душе тихонько вою волком.
— Тогда богатого себе ищи, чтобы никаких проблем.
— И который больше всего свои деньги любит? Спит и млеет?
— Нет, я бы не отказалась, — мечтательно сказала Ася, — Представляешь, можно мир посмотреть… Везде поездить… Потом как дома все может быть хорошо, как в кино показывают. Такая ванна большая черная, везде цветы…
— Тебя бы знаешь, кто понял? Андрюха. Он мне вчера говорил, как он тоскует без ванны. Он ведь в дипломаты хотел пойти, чтобы везде ездить и жить цивилизованной западной жизнью.
— А бывают такие дипломаты по сто кило весом? Они же все стройные, как артисты…
— Наверное, ему и предки объяснили так же — и пустили только на истфак. Слушай, а если бы твоему новому русскому было не до тебя, а только — до работы?
