«Я виновата, сама во всем виновата, зачем я все это затеяла...» – плакала Дина, жалея Костю. Все равно ему придется на ней жениться, по-другому и быть не может, бедный Костя... И как же жаль себя, все-все будут знать, что он ее ни капельки не любит, ненавидит даже... Никому не удалось ее полюбить... Бедная Дина...
На следующий день Костя привел Веточку знакомиться с родителями.
– Рая, зайди к нам, посмотри, какую девочку Костя привел, боится слово сказать, – многозначительно поводя глазами, позвала Маня.
– Симпатичная, прелесть, – сказала вернувшаяся после тщательного досмотра Рая. – Хорошая невестка будет у Мани. Тихая, скромная девочка, кажется, Костю любит.
Дина ничего не ответила, только посмотрела затравленно и прижала руки к груди таким горестным жестом, что Рая удивленно замолчала. Так и молчала до прихода Наума с работы, а вечером подозвала Костю:
– Додику скажи, пусть зайдет завтра ко мне. Днем, пока Наума не будет, дело к нему есть.
* * *
Додик Гольдман, сын Семена Гольдмана, двоюродного брата Наума и Мони, Цили и Лили, приехал учиться в Ленинград из крошечного украинского городка с наводящим безнадежную тоску названием Конотоп. Сказать, что родственники приняли его как родного, было бы несправедливо, он и был им по-настоящему родным, они как будто счастливо нашли Додика после долгой разлуки. В крови у выходцев из местечек значился генетический код – чтобы выжить самим, все должны помогать родным. Им не приходило в голову задуматься, почему этот мальчик, Додик, не самый близкий родственник, полностью поступил на их содержание, почему они несут за него ответственность такую же, как за собственных детей. Принято было помогать, относиться как к сыну, вот они и помогали, и относились. Наум и Моня давали деньги, как обычно, по очереди, Маня воспринимала его как еще одну обязанность, положенную ей в этой семье, тетки привечали и ласкали, денег, правда, не давали – место самой любимой и бедной у них прочно занимала Дина.
Додик жил в Ленинграде уже пять лет, и за эти годы не было дня, чтобы он не забежал на Троицкую хотя бы на минутку. Учился в Технологическом институте вместе с Костей, и братья часто прямо из института приезжали на Троицкую. Общежитие Додик рассматривал лишь как место прописки и нечастой ночевки.
Додик был на три года старше Кости и на год старше Дины, в этом году уже заканчивал институт. Высокий, с хорошей на первый взгляд мужской фигурой, Додик был очень привлекательным. На второй, более внимательный взгляд Додик оказывался узкоплечим и слегка субтильным для своего роста, да и бедра у него были немного шире, чем положено для хорошей мужской фигуры. Додик напоминал узкий высокий треугольник или вытянутую елку с детского рисунка. Но он так хорошо улыбался, так пристально смотрел на мир всегда смеющимися глазами, что его не портило ничто, даже то, что он удивительно рано начал лысеть. К своим двадцати трем годам он еще, конечно, не был лысым, но уже очень хорошо было видно, где именно совсем скоро образуется лысина.
Костя с Додиком дружили, какая-то у них была в институте общая компания. Наум не любил гостей и Раю приучил не водить в дом подружек, но Додиковых друзей и девочек она иногда пускала к себе. Последнее время Додик всегда приводил с собой белокурую красавицу Иру, приходили Ирины подруги и Костины друзья, Дину тогда тоже звали, только так и случались в Дининой жизни редкие вечеринки. Дина старалась отплатить Додику как могла. Иногда, когда она точно знала, что дома никого не будет, пускала их к себе в комнату. Она стелила им белье на своей кровати в закутке за шкафом, покровительственно улыбалась Ире, подмигивала Додику и уходила. «У вас есть час, не больше. Не забудьте». И показывала на старинные настенные часы. Часы были такие, что, если и захочешь, не забудешь – отмеряя время любви, они били каждые полчаса.
Ей было приятно доставить им радость, а еще приятнее было то, что они в ней нуждались, благодарили...
– Додик, ты одет как попугай! – Рая насмешливо разглядывала Додиковы коротковатые брюки, из-под которых виднелись оранжевые носки, гармошкой наползавшие на коричневые ботинки на каучуковой подошве.
– Так модно, Раечка, ты же знаешь, ботинки мне дядя Моня на день рождения купил, а носки Ира подарила. Ты зачем меня звала? – Додик осторожно, как драгоценность, положил клетчатое полупальто на диван и бережно расправил лацканы.
– А это что такое? – Рая взяла племянника за яркий клетчатый галстук и притянула к себе. – А, Додик? Этот кошмар кто тебе подарил?
– Это я сам себе купил, не смейся. Ну что ты хотела, Рая?
Придерживая Додика за галстук, Рая задумчиво провела пальчиком по его рубашке и пропела:
– Тебе жениться пора, Додик!
Додик удивленно взглянул на расшалившуюся тетку и только собрался сказать, что и сам уже почти что собрался жениться на белокурой красавице Ирке, как замер оттого, что теткин пальчик медленно прошествовал вниз и остановился на брюках. Додик поерзал и попытался спросить: «А как же дядя Наум?» – но не успел. Рая быстро расстегивала ему брюки, одновременно развязывая пояс цветастого фланелевого халата. «Только один разок», – тихо приговаривала она.
– Ну так вот я и говорю, Додик, жениться тебе пора, – как ни в чем не бывало продолжала Рая через полчаса.
– На Ире?
– На какой еще Ире? Кто она нам, может быть, она член нашей семьи? На Дине жениться.
Додик удивленно поднял брови и ошеломленно мотнул головой. Ему, наверное, послышалось.
– Надо жениться, Додик, – мягко говорила Рая. – А что ты к нам ходишь? А к кому же ты сюда ходишь? Ты же не ко мне ходишь, правда? Кстати, когда у тебя распределение, ты уже это знаешь, Додик? А у нас, между прочим, одна семья, твои дяди и тетки, троюродные брат и сестра... Вот так-то, Додик...
Додик кивнул и женился на троюродной Дине. Он был умный мальчик и понимал, что Рая не желает больше жить со взрослой падчерицей в одной комнате, что подросшая Танечка нуждается хотя бы в Динином закутке, и, конечно же, Додик давно думал о распределении. У красавицы Иры тоже имелась ленинградская прописка, и он был совершенно уверен, что Ирка ему не откажет. Красавица-то она красавица, это правда, первая красавица на курсе, но только папаша ее, буйный алкоголик, мамаша и младшая сестра – все вместе страдали в десятиметровой комнатке в коммунальной квартире. Нет, Ирка-красавица ему не откажет, не самая она завидная невеста. Так что дело было не в распределении, не только желание остаться в Ленинграде сделало Додика послушной фигурой в Раиной игре.
Додик прекрасно понял, что Рая имела в виду. Жениться на Дине означало сохранить семейную близость и поддержку. Они отвернулись бы от него, если бы он не выполнил свой семейный долг – взять в жены безнадежную старую деву, обузу для семьи, дать возможность продолжить род, их род! Все было ясно уже давно, задумано давно, а Рая просто по доброте душевной один разок подарила ему свое пышное душистое тело, чтобы... что? Чтобы он не сопротивлялся? Он бы и так не сопротивлялся... Наверное, чтобы по-родственному подсластить горькую пилюлю. Просто пожалела его.