— Это вода? — отстраненно поинтересовался Батлер, поднося к губам питье.
— Конечно, вода.
В стакане плескался чистейший самогон. Батлер закашлялся, опрокинув в себя залпом крепкое пойло. Взгляд его, и без того туманный, еще больше помутился, но в нем хотя бы перестали плясать опасные языки пламени сумасшествия.
— Вот так. А теперь рассказывай. Тебе тяжело, понимаю. Но ты все же пришел. Молодец! — настойчиво спрашивал Джоэл и вдруг запнулся в замешательстве: — Где сейчас малышка, твоя дочь?
Если бы он узнал, что Ида после обращения убила младенца, пожалуй, не сумел бы дальше вести разговор, продолжая слабые попытки поддержать и утешить. Слишком изорвалась его душа, очистилась от брони профессиональной суровости. Содрали эту защиту, выкорчевали, разбили, как панцирь черепахи. Теперь он все чувствовал обостренно, видел вещие сны и черные воронки в небе. И уже не сомневался — все реально. Именно это реально, а не то, что показывал обычным жителям их темный город, их Вермело.
— С ней… с ней все хорошо. Я оставил ее у соседки, — давясь и с усилием заставляя язык ворочаться, с неестественным акцентом пробормотал Батлер. Джоэл немного успокоился: по крайней мере, хоть что-то уцелело. Хоть кто-то.
Он больше не желал видеть растерзанных младенцев. Ни в Ловцах Снов, ни, тем более, в реальности. А после бойни в Квартале Ткачей он невольно навидался всякого. Но он — это он, его рок, его судьба, его разбитая хрустальная сфера, подвешенная над бездной. Прекрасный сад, искореженный Хаосом.
Батлер не заслужил ничего из случившегося с ним. И никто не заслужил созерцать превращение в монстра собственной жены. Только это происходило в Вермело день за днем, вернее, ночь за ночью — чьи-то жены и мужья, отцы, матери, сыновья и дочери. Охотники старались не задумываться об этом, когда пронзали мечом очередного сомна. Впрочем, шокированное оцепенение Батлера наводило на все более паршивые мысли: он столкнулся с чем-то, что не встречал за годы службы, с чем-то, что потрясло его не меньше, чем Легендарный Сомн Джоэла.
— А теперь расскажи мне, пожалуйста, что случилось с Идой, — мягко, но настойчиво потребовал Джоэл. Таким тоном он говорил с Джолин в одну из их первых встреч, в ту ночь, когда нашел ее в переулке с рассыпавшейся корзиной пирожков. В ту страшную ночь, когда Легендарный Сомн впервые явил себя в истинном обличии и разворотил телеграфную станцию, убив старика-служащего и собак Батлера. В ту ночь, когда Джолин дважды чудом осталась жива. На несчастную Иду чудес, похоже, не хватило.
— Она… она обращается в сомна. Каждую ночь. Уже месяц, — сухо отрапортовал Батлер, но закусил край стакана, чтобы не вскрикнуть. Зубы отбивали дробь по сколотой пыльной кромке.
— И ты молчал целый месяц? Как же так? — не понимал Джоэл. Выходит, горе постигло Батлера уже давно. Но он ничем не выдал своего первого потрясения, не рассказал друзьям, как и Энн об эпидемии превращений в Академии.
Как будто все опасались, что Джоэл немедленно донесет Верховному Охотнику, или же просто больше не верили, что он в силах кому-то помочь. Да и он не верил. Слишком тугим узлом скручивалось это страшное пространство потерь, тянущее к роковой воронке поющие тела. Но все песни и звуки обрывала фатальная тишина. Змей — синоним тишины и смерти.
— Ида… Ида… — срывающимся голосом начал Батлер. — Она… превратилась однажды ночью, месяц назад. Я хотел убить ее! Силы праведные, Джо, я хотел убить ее! Хватаюсь за меч, гляжу — сомн. Она — сомн. И стоит над колыбелькой. Джо… как же это было… Как это было страшно! А потом, потом вижу, что она как будто все понимает, не монстр она! Джо! Она не монстр… как она смотрела на нашу малышку, как склонилась над ней… Не монстр. Но обращается каждую ночь. Я больше так не могу, Джо. Не могу.
Батлер сник, схватившись руками за голову. Он словно заживо горел, корчился в дыму непомерной тоски. Глаза едва не выпадали из впалых глазниц в черной обводке лиловых кругов, когда друг рвал на себе волосы. Джоэл встряхнул его за плечи, заставил выпрямиться на табурете. В алом рассвете, который еще не огласил сигнал подъема, белесое лицо Батлера смотрелось облитым кровью, будто он уже убил Иду.
«Все понимает, обращается только ночью. Как? Ни в одной хронике такое не описано. Но ведь был не так давно сомн, который еще что-то понимал… Он бежал к старухе в черной шали. Только очень скоро он превратился в неразумное чудовище», — вспомнил Джоэл. Возвращались образы сгоревшей весны, защелкивались затворы, закрывались створки ворот. Эта омытая болью пора закидала вопросами, надорвала границы привычного понимания вещей, да так и оставила подвешенными над бездной.
— А днем? Что с ней днем? — суетливо хрипел Джоэл, наливая и себе стакан ядреного самогона и проглатывая огненное пойло, как воду. Легче не делалось. Так или иначе, хотелось узнать правду, чтобы разделить боль.
— Днем она снова моя Ида! — вновь простирая руки, как сломанные крылья, воскликнул Батлер. — Добрая мать нашей малышки и любящая жена. Моя Ида.
«Моя Ида, моя Джолин», — пронеслось страшной аналогией в голове. Смутные образы накладывались друг на друга, менялись местами, увлекая в хоровод пугающих видений, который восходил к бездонной воронке, уводя из мира живых.
— Что это значит, Батлер? Что значит? — окончательно терял нить реальности Джоэл. Он парил в длящемся сне-предупреждении, ощупывал лицо, нервно откусывал заусенцы — настоящее, не сон. Слишком много ненужных деталей, рассыпанных вокруг, как осколки разбившейся сферы.
— Пойдем, Джо, — вдруг ровным тоном твердо попросил Батлер, вставая: — Пойдем, умоляю! Мне не к кому обратиться, кроме тебя. Ты должен сам все увидеть. Мне кажется, ты знаешь больше меня.
— Что же я знаю-то? Батлер, — выдохнул Джоэл и оставил на столе короткую записку для Ли: «Я жив, все в порядке, скоро вернусь». Но последние два обещания вызывали много сомнений. Он не был в порядке, и время, которое требовалось на визит к Батлеру, никто не мог отсчитать заранее.
Джоэл наспех оделся, забыв и о шейном платке, и о треуголке, которую подарил Ли. Зачем? Пустое, когда весь мир сужался до крошечного коридора, ограниченного завесой тайны. И единственным проводником служил старый друг, длинный и тощий, как перевозчик душ из древних мифов. Только он не просил монет и не правил лодкой. Бессмысленно — они и так все метались по тонущему кораблю старого города, увязшего в Хаосе, разверстого когтями мертвой тишины.
«Брать ли оружие? — спохватился Джоэл уже на улице, щурясь на первые солнечные лучи. — Но Батлер не просил. Значит… я не иду как палач. Я не палач!».
И эта мысль хоть немного успокаивала, оправдывала, давая слабую надежду. Преодолевая извилистые проулки, которыми Батлер вел к своему новому дому на окраине Торгового Квартала, Джоэл на миг испугался, что их старый верный друг примкнул к революционерам или какой-нибудь новой опасной секте. Но нет, похоже, он просто стремился избежать смены караулов, за годы службы он прекрасно знал, в каких точках ночные стражи передают свой пост дневным и уносятся в Цитадель вместе с воспоминаниями о кошмарах прошедшей ночи.
