— Ты выросла в богатых районах. Не в трущобах, — глухо констатировал Джоэл, застыв немного поодаль. Джолин же прильнула к яблоне и словно бы искала под сенью ветвей защиты от горькой правды.
— Все в прошлом. Я та, кто я есть, — прошептала она, отворачиваясь.
— Джолин… Знала бы ты, как пугаешь меня этими тайнами, — подошел к ней Джоэл и взял ее руку в свою, умоляя не прятаться, не скрываться снова, чтобы не посеять губительного непонимания.
— Я сама их боюсь. Но… пока не могу рассказать. Это слишком… больно!
«Хватит, Джо, ты не на задании, — заглушил профессиональное любопытство Джоэл. — Она и так пережила слишком много унижений и страданий. Со временем она все расскажет. Да, время еще есть. Все время вечности».
— Джо! Заставь меня забыть о боли! Пожалуйста! — воскликнула Джолин и потянулась к нему всем телом, трепетная, жаждущая успокоения и любви. А что изменила бы горькая правда? Заставила бы вскрыть старые раны души? Для чего? С какой целью? Все цели терялись под сенью яблонь в этот солнечный день, все плыло в неге сладкого аромата, и из звуков мира остались лишь глухие удары о землю переспелых плодов.
Джоэл ответил на жадный, но словно бы неуверенный поцелуй Джолин. Они и так слишком долго сдерживались, слишком долго он искал случай поговорить с ней, спросить, готова ли она принять его любовь. А все оказалось намного проще. Яблоневый сад стал их домом, а ложем — мягкая трава.
— Джолин, — выдохнул Джоэл, когда понял, что они лежат рядом, свиваясь в долгих страстных объятьях и поцелуях. Но все же что-то останавливало, мучило Джолин.
Она была не опытной, а измученной чужой грязной нелюбовью. От первого прикосновения к оголенными грудям, показавшимся в расстегнутом вырезе бирюзового платья, она вздрогнула и покраснела. Затем она покорно легла на спину и потянулась к юбке, зажмуриваясь, как от ожидания удара.
— Все в порядке. Что с тобой? — ласково прошептал Джоэл и осторожно поцеловал ее в шею, затем спустился чуть ниже, нежно провел ладонью вдоль талии, но она не шевелилась, не позволяла понять, нравятся ли ей эти прикосновения. Тело ее дрожало, как и нервно сжаты губы.
— Если ты не хочешь, ничего не будет. Мы… мы можем прекратить. Одно твое слово, — суетливо забормотал Джоэл, хотя опасался отказа. Не в этот миг! Возбуждение захлестывало жаркой волной, он слишком долго ждал этого мгновения, этого свидания. И едва сдерживался. Джолин же открыла глаза, посмотрела на его лицо и словно бы освободилась от призраков прошлого. Она потянулась навстречу, обвивая руками шею и жарко целуя.
— Продолжай! Я хочу, чтобы отныне это было только с тобой! Я твоя, Джо… Твоя! Только твоя! Хочу быть твоей!
Голос ее срывался на сбивчивый шепот, на щеках выступал яркий румянец, а Джоэл больше не сдерживал себя. Они оба слишком устали думать о приличиях и вести сложную игру недомолвок. Теперь все решилось, они хотели принадлежать друг другу под сенью яблонь, чьи ветви тяжелели спелыми плодами. Сладкий сок раздавленной падалицы пачкал расстегнутую смятую одежду. Но они уже ничего не замечали, перекатываясь по мягкой траве, сливаясь единым колышущимся существом, как первые люди.
— Джо… Как же с тобой хорошо! — сладостно вздохнула Джолин.
— И с тобой, Джолин…
— Мне никогда еще не было так хорошо.
Она уткнулась ему в шею и заплакала, сбивчиво шепча:
— Я думала, это бывает как благодарность, как… необходимость. Но это может быть так… прекрасно!
Он обнял ее, его любимую Джолин, мысленно проклиная всех, кто так искалечил ее. Всех, кто заставил поверить, что невозможно получать наслаждение от страстного соития в любви. Теперь эта страшная иллюзия, похоже, разрушилась.
Джолин не притворялась и не подделывала возглас непривычного упоения, когда они достигли пика. В тот миг она напоминала неведомую птицу в вольном полете, что, раскинув крылья, оглашает небосвод таинственным клекотом. И они оба на короткие мгновения точно оказались в невесомости.
— Джолин. Как думаешь, охотник имеет право любить? — спросил Джоэл, мягко поглаживая ее оголенное бедро, слегка прикрытое сбитой набок юбкой.
— Все имеют право любить, — ответила она. — Порой мне кажется, что от неумения любить людей и покарал Хаос.
— Говоришь, как проповедник из Айгрежи, — удивился Джоэл. Джолин на миг вздрогнула, но тепло улыбнулась и поцеловала Джоэла. Больше не хотелось ее ни о чем спрашивать. Слова теряли значение и смысл, сливаясь с шелестом яблонь.
* * *
Весь день Джоэл провел с Джолин. И лишь под вечер они отправились обратно в пекарню. Джоэл пообещал вернуться на следующее утро, но на ночь не остался, не имел права, хотя очень хотел. Но в мансарде его ждал не менее дорогой сердцу человек. И чем ближе он подходил к своему дому, тем сильнее становилась безотчетная тревога.
— Привет, Ли, как… прошел день? — начал он, видя, как напарник собирается.
— Думаю, менее весело, чем у тебя, — сдержанно ответил Ли. — Утром поспал, потом немножко повеселился на ярмарке, вас не встретил. А сейчас мне уже пора собираться на дежурство. Что, ты и забыл уже, что есть у нас такая работа?
Каждое слово жгло, как капля яда. Джоэл не понимал, что меж ними изменилось, если возлюбленный сам отправлял на свидание с Джолин.
— Нет, не забыл, — растерянно отозвался Джоэл.
— Ну, как она? — гадко ухмыльнувшись, спросил Ли.
— Ревнуешь?
— Ничуть.
Короткие фразы втыкались иголками под ногти, как будто прошивая насквозь мятущиеся души. Выбор нависал топором палача. Похоже, Ли не столько ревновал, сколько безотчетно стремился самоустраниться. От любви, от желания сделать Джоэла по-настоящему счастливым. Боялся ли он общественного осуждения, считал ли все это время, что они поступают как-то неверно? Джоэл не ведал, знал точно одно — он не намерен выбирать.
— Ты ревнуешь, Ли. Я же вижу.
— Джо… Просто… Просто мы уже далеко не друзья. И давно. Ты мне очень дорог, — порывисто отворачиваясь к окну, ответил Ли. Он шумно сглотнул и поправил ворот лиловой рубашки, точно некая тень душила его призрачной рукой.
— И ты мне дорог, — сказал Джоэл. Он подошел к Ли и слегка обнял за плечи.
— Я верю. Но… Теперь у тебя появилась Джолин. И я вижу, что у вас все серьезно, — потерянно выдохнул Ли, приникая спиной к Джоэлу, точно убаюканный нежными объятиями. Хотелось, чтобы он поверил: ничего не изменилось, только стало лучше, проще. И никакие общественные устои не могли помешать им, раз уж так сложилась судьба. Внезапно Ли встрепенулся и вывернулся, сбрасывая приятную дремоту, стремясь вырваться, сбежать, уйти. Покинуть! Но Джоэл поймал его за руку и привлек к себе, тихо, но твердо говоря:
— Знаешь, Ли, я долго об этом думал, и решил: почему у меня не может быть все серьезно с вами обоими?
