— Котя… — выдохнула обескуражено она.
Так они и застыли, пораженные встречей. И чем больше Котя смотрела на матушку, тем сильнее сжималось ее сердце, тем больше душили слезы. Сколько же лишений и потерь пережила родная! И все-таки нашлась. Живая.
Котя хотела поскорее пригласить в избу, отогреть да накормить ее и маленького братика, но мать внезапно оживилась и громко крикнула через улицу:
— Краш! Краш, иди скорее сюда! Котя нашлась! Наша Котя!
«Неужто дядька Краш?» — подивилась Котя. И не ошиблась, когда через улицу от соседского двора прибежал тощий мужчина, заросший пегой бородой с проседью. В нем тоже едва угадывался кряжистый дядька Краш, которого Котя увидела случайно возле реки, когда первые попала в стольный град.
— Котя? — поразился он, а когда подбежал, радостно протрубил: — И точно, Котя! Вот хитрюга, нашлась так нашлась!
Вен Аур уже понял, что случилось нечто необычное. Он подскочил с места и вышел навстречу нежданным гостям. Котя лишь растирала материны замерзшие руки. Хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Но сперва женщины занялись расхныкавшимся усталым малышом и поскорее отнесли его поближе к печке.
— Вот и парень тот же с ней, которого я у реки-то тогда видел, — махнул от дверей дядька Краш, таращась на Вен Аура.
Дядька-то особо не изменился, исхудал только.
— Муж. Уже как с осени муж, — поправил его украдкой Вен Аур, радушно улыбаясь.
— Ишь ты, муж, — криво ухмыльнулся дядька Краш.
— Ой, да вас в бане напарить надо! Замерзли все! — хлопотала Котя, расставляя тарелки с едой.
Для таких дорогих гостей не годились остатки подношения неимущим.
— Да, в баньку бы не помешало, а то насажаем вам вшей. Сами ж рады не будем, — посмеивался Краш, грея руки.
На нем мешком висел некогда добротный разодранный тулуп, смутно узнавалась извечно надвинутая на глаза шапка, которую он снял в избе.
После пережитых лишений он ни в чем не упрекал Котю, а лишь прохаживался по дому и нагловато рассматривал, как устроилась непутевая названная родственница. Еще он подходил к матери и что-то обсуждал с ней, как будто приходился ей кем-то более близким, чем трехродным братом мужа. Мудрено ли! Похоже, долгий путь скитальцы проделали вдвоем с грудным ребенком на руках. Котя вновь не могла поверить, что вот так за один вечер обрела тех, о ком уже и скорбеть почти перестала, смирившись со злой участью.
— Ой, а девочка-то бедная наша где сейчас? — встрепенулась мать, привычным движением передавая малыша дядьке Крашу.
— Да ведь ее добрые люди угощали. Поди все еще там, — пожал он плечами.
— О кем речь? — недоумевал Вен Аур.
— О дочке младшей жены, — отмахнулась мать и вылетела из избы быстрее, чем Котя успела остановить ее.
Но вернулась достаточно скоро, мягко подталкивая через порог тощую замарашку, которая вела себя не по годам наивно и от смущения сосала чумазый большой палец левой руки. Теплых рукавиц ни на ком из скитальцев не обнаружилось.
— Так, заходи, милая, не робей, все хорошо, — успокаивала ее мать.
И Котя узнала одну из дурочек-близняшек, оставшихся от средней жены. Видимо, после рождения сына у матушки та на какое-то превратилась в меньшую.
«А где же остальные? Может, тоже по городу милостыню просят?» — подумала Котя, уже не представляя, как все скитальцы поместятся в их тесной избе. Но отказать бы односельчанам не сумела. Разве только Вен Аур недовольно следил за дядькой Крашем, как за татем ночным. Но тот вскоре успокоился и накинулся на предложенную кашу.
— Ой, и молоко козье. Красавица-мастерица, хозяюшка, — нахваливал он, пока мать усаживала замарашку на лавку.
Котя в это время качала на руках нежданно обретенного брата. И постепенно сердце ее наполнялось радостью столь великой, что готово было разорваться. Но вскоре его забрала мать, чтобы покормить грудью и убаюкать.
Вен Ауру поручили срочно растопить баньку, чтобы не принести в избу какой хвори. Котя же подыскивала подушки да одеяла. «Нам и медвежьей шкуры хватит», — рассудила она. Им и правда больше ничего не требовалось на лавке. Остальные предметы утвари постепенно сами возникли в доме как подношения или примеры рукоделия.
— Кровинушка, ты нам вместе стели. Краш и я… — мать потупилась. — Духами освещены теперь. Пока шли до града, успели пожить в одной деревне, там твой брат на свет появился. Там и совершил над нами обряд друид.
Котя замялась. Значит, деревня ее совсем исчезла, пропала, была уничтожена. Предположения мучили ее уже давно: войска Молниесвета начали с Омутов, а потом шли стаей саранчи по изведанной прямой дороге.
— Матушка, а где же остальные? — осторожно спросила Котя, устраивая родную на лавке возле небольшой печи.
Потемневшее лицо матери болезненно исказилось, из глаз потекли слезы:
— Погибли, кровинушка, все погибли. И деревни нашей больше нет. Сгорело все, ой… все сгорело. — Она судорожно вздохнула. — И изба, и утварь вся. Ой, кровинушка… Старшую-то жену как страшно убивали, как страшно! А сыновей ее… Старшие вместе с остальными мужчинами за оружье схватились. Младшие в хлеву задохнулись в пожаре. Их там закрыли, умыкая лошадей… Ой, беда-беда.
— Как же ты выбралась, родная? — воскликнула Котя, трепетно обнимая и маму, и братика.
— В погребе укрылась с меньшей женой и ее дочками. Еле выбрались, когда дом рухнул, — качала головой мать.
Котя поняла, что речь шла о бывшей средней.
— И где же они? — с опаской спрашивала она.
К тому же от грустных речей рядом привычно разревелась близняшка.
— Да вот и все, кто остался-то. Ее девочка утонула одна. Ой… — вновь мать заплакала. — Они же, глупенькие, из деревни-то не выходили никогда. Мы как по лесу брели все вместе, от врагов-лиходеев скрывались, дорог боялись, она на полянку вроде выбежала. А там елань. И утянуло болото! Как убивалась-то меньшая. Так убивалась, что через два дня упала с кровавым кашлем. А нам ее и отпаивать нечем было — ни молока, ни меда. Ни заступничества духов. Вот и умерла она у меня на руках.
— А дядька Краш как выжил? Неужели не пошел с мужчинами?
— Пошел! — не без гордости ответила мать. — Первым пошел, да получил сразу же стрелу в ногу. Храбрый он, так бился ради нас! Все отчима твоего заслонял. Кинулся первым! Чудом жив остался, когда стрелы-то полетели, ой как полетели, а некоторые еще и зажженные… Так мы в погребе и пересидели, рану его зажимали, от рубах подолы отрывали. Где да как сгинул отчим, не ведаю даже. У духов теперь вместе со старшей и меньшой женой.
— Какой ужас, мама… Какой…
Котя заплакала, но к ней подоспел вернувшийся в избу Вен Аур, обнял жену, пока та обнимала матушку. Так они и стояли вчетвером, чудом обретенные.
