– Так от и я ж про что! Мои-то годы считай от на закат СССР пришлись. Для нас, старых пионеров, все от, кто люди, так, поди, и братья!
В этом смысле я его, разумеется, понимал. Он типа «я старый солдат, донна Роза! И не знаю слов любви!». Никакой, кроме общечеловеческой. Вот поэтому всех людей на земле он любит!
Причём не по долгу церковной службы, а просто потому, что так положено. Кем положено? Да мать твою, самим же Господом Богом, ясно, нет?
Героический батюшка, прошедший яростное горнило не одной войны, никогда бы не оттолкнул от себя сомневающегося. Он слишком хорошо, на своей собственной шкуре, знал, что такое боль. Как вытаскивают клещами застрявшую в лёгком пулю? Какие ощущения от глубокого пореза длинным ножом? Как пальцами зажимают разорванные осколком сосуды? Как чешутся, как ноют раны, доводя до безумия суматошно заживающие мышцы? Я тоже это проходил, не в такой мере, но всё же.
Пока безрогий красавчик накрывал на двух персон и отдельно одного добермана, у меня из головы всё это время не выходили слова отца Пафнутия. Ошибка Системы, такого психолога у них нет. А где тогда есть? И самое главное, откуда этот подозрительный врач столько знал именно обо мне, о Гессе, о Марте, о нас всех?
– Да плюнь от и разотри, паря! Разберутся, поди.
Что ж, плюнуть и растереть, в принципе, можно. Тем более что речь-то по факту шла лишь об одном странном моменте. Меня где-то там кто-то там зачем-то уговаривал отречься от всего, что я доселе считал безоговорочной истиной во всех инстанциях. Так вот же, ничего не выйдет, Диоген вам в бочку, я ни от кого не откажусь и никого не брошу!
Более на эту тему мы за ужином не говорили. Чуть позже, когда Анчутка отправился топить баню, он подал мне одну идею. То есть просто несколько раз повторил имя того профессора, словно бы напевая «Алимхан, Алимхан, Алимхан, парам-там-там…».
– Думаешь, это он?
– О чём ты, майн фройнд? – насмешливо фыркнул он. – Хочешь помочь с дровами?
Я понял, что выгрызать честный ответ силой – дело бесперспективное. А в данном случае это ещё могло напрямую подставить под удар нашего и так слишком болтливого кухонного беса. Не то чтоб для него это было в новинку, но, с другой стороны, каждый подобный шаг над пропастью вполне мог оказаться последним. Всепрощение не относится к популярным добродетелям пекла.
Пока топилась банька, я успел выгулять Гесса. Он давно забыл о том, что мы где-то там сидели в гостях на приёме у странного доктора, но признал, что будь там бесы, так он бы их всех непременно кусь! Не скажу, что это меня так уж вдохновило. Беса или чёрта и я бы заметил, но если с нами разговаривал достаточно крупный демон, то…
– Нас провели как котят.
– Каких котят? Где? Пойдём с ними поиграем!
Он вечный ребёнок, ему бы лишь прыгать, бегать, веселиться, гоняться за своим же хвостом, наслаждаясь лёгкостью жизнью. И нет, он никогда не повзрослеет, даже став пожилым уважаемым псом. Попробуйте кинуть старому доберману зелёный мячик, убедитесь сами.
Ночь прошла спокойно. После всех впечатлений, хорошего ужина и горячей парилки с чаем, мёдом и облепихой все спали без задних ног. Гесс как рухнул на свою лежанку, так, кажется, даже не повернулся во сне ни разу, мирно сопел в две дырки. Батюшка тоже храпел изрядно, но я это лишь перед рассветом отметил, а так тоже спал, ничего не слыша. Утро также не принесло новостей.
Отец Пафнутий потребовал, чтоб я отправился с ним на службу, сегодня ему была нужна помощь. Поскольку это входило в сферу моих прямых обязанностей, то вопросов и возражений с моей стороны, разумеется, не было. Ретивый доберман остался дома, то есть он, конечно, скулил и просился со мной, но (повторюсь в сто пятисотый раз!) собакам в церковь нельзя. Традиции такие, даже если случайно уличная дворняжка забежит, всё равно весь храм заново освящать придётся, а дело это непростое и хлопотное.
– Револьвер от возьми, да святой воды-то в церкви набрать надобно, – уже в сенях обернулся ко мне батюшка. – До обеда Виктора Мартынова отпевать стану. От и не хотелось бы, ибо грешник он неверующий, однако ж ради матери-то его покойной отказать не смог. Перстень от носишь ли?
Я поднял кулак к его носу, демонстрируя бережное отношение к подарку святого отца. Серебряный перстень весьма удачно исполнял роль кастета, а в рукопашной драке с нечистью вообще был бесценным приобретением и уже не раз выручал меня. Больше вопросов не последовало.
Оставалось сунуть наган в карман тулупа, накинуть шарф на шею, тулупчик на плечи, и всё, я был готов. Мы вышли из дома на морозную улицу, где меж сугробов мела позёмка, снег хрустел под ногами, а над головами висело низкое северное небо в перламутрово-свинцовых облаках. Зеленовато-лимонное солнце светило, но не грело, тем не менее погружая мир вокруг нас в своеобразную хрустальную сказку, когда даже покосившиеся деревянные заборы казались выкованными из благородного чёрного металла и щедро украшены серебром…
Наверное, если бы я был хоть чуточку поэт, а не только романтик, описание Пиялы занимало бы целые простыни мелко исписанного текста. Увы, у каждого свои таланты, и глупо сетовать на то, что кому-то, быть может, досталось чуточку больше, чем тебе. Пусть этот кто-то лучший прославит наше тихое село, в крайнем случае хотя бы не позволит, чтобы об этом месте окончательно забыли. А такое, к сожалению, возможно. Большой мир часто жесток к деталям.
– Виктор Ильич от пьяница был известный, а к тому ж партийный работник со стажем. В брежневские-то времена чуть здешний храм Воскресения Господня от не спалил, да уберёг Боженька-то наш Пиялу. Потом при Горбачёве-то он в частный от бизнес подался, половину села скупил, да от из Архангельска-то братки наехали, так от и погорел. Запил от по-чёрному, жена-то от него ушла, так он тока на материнскую пенсию и жил. Отнимал всё у старушки, так, бывало, и бил её, пока жива была. Вот нонче и сам помер. Хоронить некому.
– Так вроде церковь таких не отпевает.
– По-хорошему от надобно, чтоб раб божий сам об отпевании-то попросил, в грехах от покаялся, да не всем от Господь таковую милость даёт, – сочувственно покачал бородой мой наставник, продолжая печальную, но поучительную историю. – Мартынов-то замёрз от пьяный за сараем. Его и не искал-то никто, считай три дня пролежал, пока соседи от вдруг-то не наткнулись. Отпеть отпою, тока ради матери, у меня от на руках, считай, упокоилась. Приняли небеса душу её чистую…
Больше об этом не говорили, и без того сказано достаточно. Если строго держаться церковного свода канонов и правил, то священник не имеет права отпевать человека, который всю жизнь не то что ни капли не нуждался в прощении Всевышнего, а ещё и презирал это самое прощение! И дело тут не в атеизме, не в страхе смерти, даже, может быть, и не в вере. Просто любой из нас имеет шанс на спасение, и не мне судить, кто тут чего достойнее или чья душа важнее, праведника или грешника. Хотя и притчу про заблудшую овцу сюда, конечно, привязать можно.
Если уж даже упёртый отец Пафнутий счёл, что слёзы матери дают непутёвому сыну хоть какую-то надежду, – обряд христианского отпевания будет произведён. Как водится, похоронят пьяницу за счёт сельсовета, у мэрии должны быть на этот счёт какие-то государственные фонды. Ну а разные старушки-плакальщицы постоять у могилки всегда найдутся, село маленькое, все друг дружку знают, как-нибудь помянут стопочкой…
