* * *
Он не слышал меня. Не хотел слышать. Не хотел понимать. Я просто женщина. Та, что готовит завтраки, ублажает мужчину в постели, рожает ему детей. Не жена. Просто женщина.
Я хочу закричать на него, устроить истерику, хоть как-нибудь достучаться. Хочу стукнуть упрямца, но вместо этого молча опускаю глаза в пол и иду провожать его. С таким мужчиной, как Марат, бесполезно спорить и отстаивать свою точку зрения. Для него существует лишь два мнения: его и неправильное. То, что неправильное — пресекается сразу же, жёстко и беспощадно. Из Хаджиева вышел бы отменный диктатор.
У порога уже стоял Али, и они перекидывались парой слов на чеченском.
— Вечером приедешь? — хватаю его за руку, но Марат кивает на дверь.
— Иди в дом.
— Тебе так трудно сказать? — взвиваюсь, внутри пробуждается обида.
— Не знаю. В дом иди, сказал! — рычит на меня, и Али открывает дверь, приглашая меня внутрь. Обратно в тюрьму. Мой дом — уже не мой дом. Я в нём лишь узница, не имеющая права голоса.
День тянется медленно, скучно, и я всё время возвращаюсь мыслями к повязке с красным пятном. Ранение как раз в районе сердца. По коже бегут мурашки, стоит представить, что было бы, если бы не развитая мышечная масса Хаджиева. А если бы пуля долетела до цели? Что тогда? За нами с малышом тоже пришли бы. Бандитам плевать: женщина, ребёнок или не родившийся наследник. Они уничтожат каждого и, кто знает, что ждёт нас.
Говорить об этом с Маратом бессмысленно. А значит… Значит, я должна быть готова к самому страшному.
— Али, с вами всё в порядке? — верного оруженосца Хаджиева обнаружила в ванной. Дверь была распахнута, и я растерянно застыла на пороге. И этот ранен. Что же это творится?
— Всё хорошо. Извините, что не закрылся. Я сейчас, — он суетливо накинул рубашку, скривился от боли.
— Вы же неправильно повязку наложили. Так нельзя, — пришла в себя и шагнула к нему. — Снимите рубашку, я помогу.
Он засмущался, нервно передёрнул плечами.
— Нельзя, Снежана Александровна. У нас так не принято. Если Марат Саидович увидит…
— А вы видите здесь Марата Саидовича? Я — нет. Да и камеры сюда не смотрят. Снимайте рубашку. Это приказ! — в его глазах, наверное, это выглядело, как домогательство, но я не привыкла закрывать глаза на боль. Тем более, когда страдает человек, который ради меня рискует своей жизнью.
Али нехотя стащил рубашку, протянул бинт.
— Возьмите.
— Подождите, — снимая старую повязку, удивилась тому, как небрежно обработана рана. И снова огнестрельная… — Нужно ещё продезинфицировать. Так и до заражения недолго. Вы хоть бы Таю попросили… — и осеклась, когда он дёрнулся, словно я причинила ему боль. — Простите, я рану задела, да?
— Нет, всё нормально.
После перевязки попыталась накормить страдальца мясом, которое готовила для Марата, но он, в отличие от Виталика, лишь вяло поковырялся в тарелке и отодвинул её. Что-то мучило Али, но я не решилась спрашивать. Достаточно и своих переживаний.
— А как вы смотрите на то, чтобы немного прогуляться? — спросил, когда убирала со стола, и я застыла с тарелками в руках.
— Я бы с удовольствием, но это, пожалуй, не лучшая идея сейчас… Марат запретил мне выходить из дома.
Али отчего-то занервничал, потирая ладонью отросшую щетину. Странный какой-то.
— Так вы же не одна будете. Я рядом и не дам вас в обиду. Вон друг мой хочет гулять, да? — подмигнул Виталику, и тот захлопал в ладоши.
— Гулять! Гулять! Мама, гулять!
— А как же камеры? Марат постоянно их смотрит и…
— Не волнуйтесь. Он разрешил прогуляться рядом с домом.
Дал позволение выгулять нас? Надо же…
— Ну… Ладно. Только до парка прогуляемся и обратно, — строго зыркнула на сына, но тот уже убежал собираться.
Прогулка понравилась только Виталику. Я же постоянно оглядывалась, смотрела по сторонам и жутко нервничала. И хоть дом был рядом, за нами ходил Али, а чуть поодаль охранники, я всё равно переживала. Теперь моё сердце не успокоится, пока Марат не покончит со своими криминальными делами. В том, что они именно криминальные, эти самые дела, я уже не сомневалась.
— Знаете, давайте вернёмся в дом. Я устала, — повернулась к Али, и тот, махнув охранникам, ускорил шаг.
Я удивлённо проследила взглядом за мужчинами, приставленными охранять нас, что развернулись и направились в сторону дома без нас.
Напротив остановился чёрный джип с наглухо тонированными окнами.
— Давайте сядем в машину, — Али поравнялся с нами, а я схватила сына за руку.
— В чём дело?
— Вы не пойдёте домой, — преградил мне путь и встал скалой.
— Что? — отчего-то стало страшно, но я прогнала дурацкие мысли. Али последний, кого нужно опасаться. По крайней мере, я так думала.
— Мне нужно поговорить с вами, Снежана Александровна. Это очень важно. Давайте присядем в машину.
Отступив на шаг назад, обернулась на джип, прижала Виталика к себе.
— Я закричу.
ГЛАВА 18
— Где они, Али? — сжимая пальцами кадык своего верного помощника, Марат стиснул челюсти до хруста. — Где Снежана и ребёнок?
— Я не знаю, Марат Саидович! Клянусь! Поверьте мне, — прохрипел Али, даже не пытаясь сопротивляться. Нету смысла.
— Поверить? Конечно. Я верю тебе, Али. Я верю, что ты не предатель. Но с каждой минутой моя вера в тебя угасает, — Хаджиев сжал пальцы ещё сильнее. — Говори, где моя женщина. Или я вырву тебе кишки, сука!
— Да пошёл ты! — губы Али исказила злая ухмылка, но Марат тут же стёр её с его лица, впечатав кулак в лицо помощника.
— В мой багажник эту гниду! Я тебя, тварь, сгною в своём подвале!
Охранники расступились, когда упирающегося Али протащили мимо, а Марат упёрся ладонями в кирпичную стену, закрыл глаза.
— Найти её! Прочесать весь город! Всю страну, блядь, прочесать!
Охранники бросились врассыпную, а Марат поправил манжеты рубашки, улыбнулся.
— Ну что, брат, прокатимся? — постучал по крышке багажника, запрыгнул во внедорожник.
Уже за городом остановился, вытащил Али. Тот сплюнул выбитый зуб, прокашлялся.
— Сильно я тебя, да?
— Всё нормально, Марат Саидович. Так правдоподобно, — облокотившись о машину, отдышался. — Но рука у вас, конечно, тяжёлая.
Марат похлопал его по плечу, подал бутылку с водой.
— Кто?
Али сделал несколько глотков, остаток вылил себе на голову, стряхнул капли.
— Новенький. Арсен. Я его взял две недели назад. Тут мой косяк, простите, Марат Саидович.
