Одна пуговица почему-то никак ей не давалась и Хаджиев засмеялся. Снежана испуганно отшатнулась, обиженно нахмурилась.
— Я, между прочим, стараюсь. Да, у меня нет большого опыта в этих делах, но…
— У тебя вообще его нет. Опыта. Почти девственница. Этим, собственно, и привлекаешь. Иди сюда, — дёрнул её за запястье и, впечатав в свою грудь, ловко вытащил заколку и запустил руку в густые волосы. — Какие они у тебя светлые. И кожа… — склонился к её шее, провёл языком по бархатной ямочке у ключицы и тут же прихватил зубами, отчего Белоснежка испуганно вскрикнула. — Однажды я сожру тебя, — взяв её лицо за подбородок, приподнял.
Нервно сглотнув, она устремила на него взгляд больших влажных глаз.
— А если бы… Если бы я была шлюхой? Не привлекала бы?
— Нет.
Тогда в клубе Хаджиев и правда думал, что она шалава. И если бы Спирин не проболтался, уже через пять минут после своего ухода, Марат забыл бы о ней.
Свою роль также сыграл и удар по самолюбию. Никогда раньше он не брал даже пьяную женщину, не то чтобы под дозой. Самоуважение не позволяло. А ещё слова её, которые крикнула Али в лицо.
Нет, у Снежаны определённо не было шансов.
— Ладно, хватит этой болтовни, — прервал долгий зрительный контакт, провёл большим пальцем по её губам. — Продолжай, что начала, — и тут же схватил её за запястья, — только без помощи рук.
— А как тогда? — непонимающе захлопала длинными чёрными ресницами, так резко контрастирующими с белой кожей.
— Ртом, — надавил на её затылок, притягивая к себе. — Давай.
Она на мгновение замешкалась, попыталась воспротивиться, но Марат лишь сильнее смял её волосы в своём кулаке.
— Попробуй, Снежана. Я хочу увидеть это.
Облизнув пересохшие губы, потянулась ими к той самой непослушной пуговице и, замерев на пару мгновений, осторожно взяла ткань зубами. Слегка потянула и выдохнула, когда петля поддалась, и пуговица выскользнула из неё.
Марат стиснул челюсти, ощущая внутри пробуждение зверя.
— Следующую.
Пуговиц осталось всего две и девушке, чтобы до них добраться, пришлось встать перед ним на колени, что тут же породило в воспалённом, возбуждением разуме определённые ассоциации, и член превратился в камень.
Когда с рубашкой было покончено, он нетерпеливо стащил её с плеч и отбросил в сторону.
— Теперь ремень.
Вздёрнув подбородок, она попыталась встать, но Марат удержал её в прежнем положении, прижав лицом к своему паху.
— Ты не услышала меня?
ГЛАВА 24
Не услышишь тут… Ещё как услышала. И, конечно, же, поняла, чего он хочет. Но стиснув зубы и плотно сжав губы, заупрямилась. Не потому, что мне было противно. Как раз наоборот… Не было. И внизу живота возникла уже такая знакомая горячая тяжесть, а трусики стали мокрыми. Меня возбуждало это грязное, пошлое действо. Мне нравилось слушать его глубокое, беспокойное дыхание и знать, что эту тестостероновую скалу возбуждаю именно я…
Знаю, это гадко. И, наверное, я не заслуживаю понимания… Но мне нравилось. Мне хотелось играть с ним так же жёстко и жестоко, как делает это он.
— Снежана! — прогремел у меня над головой.
Он злится и заводится одновременно, и я знала совершенно точно, что поплачусь за это истерзанным его страстью телом, но азарт уже зажёгся во мне, и его не погасить одним приказом.
Кладу ладонь на его ширинку и провожу по ней снизу вверх и обратно, ласкаю и чуть надавливаю на бугрящийся под одеждой твёрдый член, обхватывая его пальцами, а рука на моём затылке слабеет и вскоре совсем исчезает.
Поднимаю на него взгляд, и меня прошибает насквозь от выражения его лица. Крылья носа раздуваются, а скулы нервно играют. Глаза горят шальной похотью, а губы искривляет кривая ухмылка.
— Продолжай, — шепчет, глядя на меня сверху вниз, и разъярённо рычит, когда я, дразня его, убираю руку.
В голове шумит и стучит в висках. Что со мной происходит? Я теряю разум? Или уже потеряла? Внизу невыносимо влажно, и хочется его почувствовать в себе. Чтобы вошёл глубоко и резко, как делал это обычно и вбивался мне между ног, пока тело ни скрутит спазмами, и ни взорвётся Вселенная…
Ничего не соображала от слепой, бешеной похоти, действую на голых инстинктах. Вспоминала давным-давно просмотренные мною ролики и, выдохнув, решилась…
Приблизив лицо к его паху, провожу языком по ремню и, схватив его зубами, резко дёргаю. Слышу сдавленный рык, хриплое частое дыхание и понимаю, что иду в верном направлении. Языком ласкаю его член через брюки и снова возвращаюсь к ремню.
Молнию и пуговицу расстёгиваю яростно, быстро, царапая губы, но не ощущая боли. В голове что-то помутилось и я чувствую, что не выдержу этого накала. Мне срочно нужна разрядка.
Остатки его одежды падают на пол, и я жадно обхватываю губами упругий ствол. Скольжу языком по бархатной головке, и стоны вырываются из груди в такт моим быстрым движениям. Мне нравится его вкус, его мужской запах и размер, от которого начинают болеть губы. Нравится, как он толкается мне в горло, сжимая шею своими сильными пальцами. Мне нравится чувствовать его в себе, и не важно, как именно…
Стаскиваю с себя блузку, расстёгиваю штаны, а за ними снимаю трусики, не прекращая погружать в глубину своего рта его тугую плоть.
Схватив меня под руки, резко поднимает, перехватывает за талию и, подбросив вверх, точным движением насаживает на себя. Крик разрезает тишину комнаты, погруженной в полумрак, и я впиваюсь ногтями в его плечи.
Марат — нет, Варвар! — двигается рвано, жёстко. Вдалбливается в меня стоя, держа на весу, сдавливая ягодицы до синяков и пожирая мои губы своим алчным поцелуем. Мычу ему в рот, плачу от сумасшедшего, страшного и дикого удовольствия, а он вколачивается так быстро, что, кажется, вот-вот просто рассыплюсь на атомы.
И я рассыпаюсь. Прогнувшись в спине, откидываю голову назад и кричу от болезненного оргазма, разрывающего моё тело.
— Да-а-а, — слышу его горячий шёпот и чувствую, как он извергается в меня, а толчки становятся медленнее, слабее и вскоре прекращаются.
К тому времени я уже находилась где-то между реальностью и параллельным миром, кладу голову ему на плечо и закрываю глаза.
* * *
Стыдно. Ужасно стыдно проснуться и посмотреть в его глаза. А он рядом. Я чувствую его размеренное глубокое дыхание, жар его кожи, пахнущей так… По-варварски. Его огромная ладонь покоится на моём животе, и мы полностью обнажены, от осознания этого начинает кружиться голова, и учащается дыхание.
Почему он не ушёл? Ведь его комната явно не здесь… Поймала себя на мысли, что мне хотелось бы взглянуть на его комнату. Там, наверное, очень мрачно и темно.
