– Такертокер тоже много чего сказал насчет вероятных условий, которых нам выставят. Особенно насчет отмены рабства.
– Наши почтенные старцы также мечут громы, стоит лишь упомянуть об этом. Как так! Ведь сие же прямо против Писания – «проклят будь Ханаан, раб рабов будет он у братьев своих»…
– Такертокер такого не поминал, его больше волновала торговля.
– Что ж, во многом до сих пор Галаад стоял на торговле рабами. Но все больше стран отменяют рабство – и рано или поздно этой торговле придет конец. Пожалуй, вернее рано, чем поздно. Живой товар больше не сможет поступать на рынки. Об этом ты старику не сказал?
– Нет. Я хочу, чтоб он сам дошел до этой мысли. О нем много можно сказать дурного, но он не глупец.
– А наши вожди из прежнего поколения этого не примут никогда. Тех, кто понимает свою выгоду, можно убедить. Но моих старших братьев выгода не волнует. Они бескорыстны, воистину бескорыстны. Ибо таковы и есть вожди братства Гидеонова.
– Значит, усилия наши напрасны?
– Иногда, мой краснокожий друг, ты мудр как змий, а иногда… ты уж прости. Мы вместе пришли к выводу: если правительство Галаада изжило себя, нам следует его заменить. И если я не смогу убедить вождей братства Гидеонова в своей правоте, – Скарборо отставил кружку, посмотрел на собеседника ясными серыми глазами, – стало быть, братству нужны другие вожди.
4. Консультанты и консультации
Февраль 1865 года. Провинция Араукана
– А я знаю, как эта штука называется. «Килт». – Уроженец Сэндая мог щегольнуть правильно произнесенным словом. – У нас охрана британского консульства по праздникам такие носит.
– А вот и нет! Рёма-сэнсэй говорит, оно называется «раварава», или как-то так.
Только тщательно лелеемая сдержанность помешала старшему помощнику Сато плюнуть за борт (или тем более на палубу), когда ушей его достиг разговор между матросами. А вот владелец вышеупомянутого предмета одежды плюнуть бы не постеснялся.
Мало того, что переход от Такасаго к заморским провинциям достаточно труден даже для такого корабля, как «Мария Каннон». В Южном полушарии сейчас стояла зима, влекущая за собой сильные шторма: так боги решили наслать в походе дополнительные трудности.
Консультант, принятый на борт линкора по воле князя Мацудайры, с первого же дня стал головной болью для офицерского состава в целом и для старшего помощника Сато лично. Зато умудрился найти язык с большей частью матросов. Будь «Мария Каннон» торговым или пассажирским судном – да пожалуйста. Но на военном корабле фамильярность с низшими по званию не приветствуется, как и чрезмерное любопытство.
Однако внушить господину Сакамото Рёме какое-то представление о порядке, дисциплине или хотя бы о внешних приличиях не представлялось возможным. Самый его вид служил оскорблением этих понятий. Ну что можно сказать о человеке, который явился на военный корабль в юбке веселенькой расцветки, утверждая, что это, мол, вполне официальный наряд дружественного империи королевства Гавайи, где он имел удовольствие выполнять задание Географического общества. А на замечание, что здесь вообще-то Такасаго, отвечал, лучезарно улыбаясь, что именно поэтому он здесь лавалаву и носит: при местном жарком климате – самое то!
Нет, господа офицеры не возражали бы, если б лавалава облекала женские ноги – но, увы, сомневаться в принадлежности Сакамото-сэнсэя к мужскому полу не приходилось. Притом любопытен он был как пара кумушек, а болтлив – как полдюжины. Успел сунуть нос едва ли не в каждый отсек броненосца, заводил знакомства, не чинясь совершенно. По возможности удавалось вытаскивать его за шкирку – иногда буквально, дабы не устроил пожара, не повредил двигатели или еще чего подобного не учудил. Иногда очень хотелось выкинуть его за борт и списать на последствия шторма – но нельзя, приказ его светлости, консультант все-таки.
Кстати, о штормах. Они были таковы, что качка на линкоре весьма ощущалась. Еще бы не ощутить, когда волны достигают такой высоты, что перехлестывают через борт. Временами казалось, что «Марии Каннон» грозит участь стать тем подводным кораблем из романов господина Верна – про мятежного польского графа, что нападал на военные суда Российской империи на субмарине, поименованной в честь какого-то моллюска. И коммандер Сато искренне надеялся, что Рёму-сан, как человека сугубо сухопутного укачает, и он, проводя время у себя в каюте над тазиком, избавит команду, и в особенности офицеров, от своего общества.
Увы. Морские боги были немилостивы. Сакамото-сэнсэй оказался вполне устойчив к длительным морским переходам. Видимо, опыт путешествий выработал у него невосприимчивость к морской болезни. Поэтому каждый день Сакамото-сэнсэй являлся в кают-компанию, где вел себя более чем непринужденно. Хорошо хоть, не всегда в лавалаве: штаны в его гардеробе тоже имелись. И, раскинувшись в кресле, принимался развлекать достойное собрание байками о своих путешествиях, в основном – о недавних приключениях в Африке. Надобно признать, что байки эти бывали весьма занимательны, хотя далеко не всегда пристойны. Когда инженер-механик Макино в самом начале рейса заметил, что серьезному ученому не пристало так себя вести и так разговаривать, Сакамото-сэнсэй со смехом отвечал, что уважаемый Макино-сан, безусловно, прав, и когда он, Сакамото Рёма, на старости лет станет большой шишкой в Императорском географическом обществе, то постарается следить за своими манерами. А пока что умение вести себя неформально много раз спасало ему жизнь – ведь при встрече с враждебно настроенными туземцами важнее уметь ловко заговорить зубы, чем ткнуть в нос оппоненту удостоверение географического общества или даже, представьте себе, заряженный револьвер.
И Сато отметил, что за время путешествия Сакамото проявил свое умение заговаривать зубы не хуже чем тем туземцам на всей команде. Приятели у него завелись не только среди матросов, но и среди офицеров. Например, он стал частым гостем в лазарете, и не по состоянию здоровья – за рюмкой медицинского спирта он повествовал доктору Ваде о некоторых особенностях исцеления болезней у аборигенов Гавайских островов.
Что, по совокупности наблюдений, наводило Сато на некоторые умозаключения касательно того, зачем его светлость сосватал им это счастье и какова была настоящая профессия господина Сакамото. С каким бы упоением ни разыгрывал Рёма-сэнсэй эксцентричного ученого, наподобие персонажей того же Жюля Верна (Сато не любил современной беллетристики, но ознакомился, чтобы быть в курсе). И, вполне вероятно, действительно ученым являлся.
Соображениями этими старпом, однако, с капитаном не делился. Поскольку высказать их – значило бы выказать неуважение к умственным способностям Эномото-тайса. Чего коммандер Сато никогда бы себе не позволил. Ну разве что в самом крайнем случае.
И, несмотря на шторма и Сакамото-сан, линкор благополучно преодолел проложенный курс до очередной заморской территории, а именно провинции Араукана, где «Марии Каннон» предстояло сделать остановку для получения новых инструкций, а также чтобы возобновить запасы угля, пресной воды и провианта.
