«Пять лет назад Хатакэяма не понял, что единственный способ выжить – честно служить нам, – кивает себе сидящий, – он решил, что может выкрутиться. Он назаключал союзов, не заботясь о том, что союзники сожрут его следующим, а потом попытался захватить хорошего заложника. Отца. Отец… погиб. Думать об этом было неприятно даже сейчас. Теперь их никого нет. Ни Хатакэямы, ни большей части его союзников. Но отец погиб. Брат Масамунэ тогда упустил момент, потому что переоценил разумность противника, – а что делал он сам? Ничего. Ему не нужно было, он считался ребенком. Это была защита, для брата и для него самого. Брат в восемнадцать был главой дома, а он в семнадцать – несовершеннолетним. И ни за что не отвечал. Взрослым его назвал брат, сразу после, но он по-прежнему ни за что не отвечал.
– Я таким ошибкам не судья, – говорит брат, – И не в том дело. Я валялся тут три недели с этим ядом, я опоздал безнадежно. К тому времени, как я доеду к Одаваре, крепость, может, вообще падет. Меня там убьют, теперь – двадцать шесть из тридцати, что убьют. Если ты будешь жив, верные тридцать: они решат, что тебя можно согнуть под колено и, значит, дело иметь нужно именно с тобой. Если бы яд подлил ты… Ну что ж, твоя очередь. Хотел – играй. Но какой есть, ты не устоишь – и Датэ конец.
«Если бы это был я. Или если бы я предупредил. Или попытался запретить им. Много "или"».
– Нет наследника – будет смута.
– Не будет. Все, у кого серьезные права, все из партии войны. Все хотят воевать с Регентом больше, чем друг с другом, а он-то понимает, что сам тоже теряет время, которого у него нет… неважно. У тебя его до утра. Мало. Так что…
– Мало, – непочтительно прерывает младший. Короткий меч все время был в рукаве. Рост, сила и скорость…
Господин не уходит от удара, он делает шаг вперед. Мир теряет цвет.
– Ты сказал, – хрипит Датэ Масамити с пола, – что способ – на мое усмотрение.
– Было дело, Дзикумару, – соглашается брат, называет старым, детским именем, а не тем взрослым, что дал сам. И вместо ритуального «прости» говорит вслед: – Увидимся.
8. Кое-что о женских премудростях
Еще недавно этот дом, переполненный людьми, был тих, но готов в любую минуту ощетиниться оружием, огнем, баррикадами. Сегодня здесь столь же людно, но шумно и суматошно. Создают шум и суматоху в основном женщины – кажется, их тут вдвое больше, чем на самом деле.
Пока господин этого дома был занят тем, что наводил порядок в лагере Восточной коалиции, его жена выиграла собственную битву – родила сына.
Казалось бы, особо суетиться вокруг него не с чего. Это второй сын, а если считать старшего, ненаследного Хидэмунэ, и вовсе третий. Но мало ли как может повернуться судьба. Господин Хидэтада тоже был третьим сыном, да еще рожденным наложницей. Но старший сын Иэясу умер, второй попал в череду тех, кого сперва усыновил, а потом передал в другой род покойный тайко. И Хидэтада оказался наследником. Так что все может быть. И шлют госпоже Мэго подарки и поздравления из дружественных домов и домов новоявленных союзников, монахи и монахини являются вознести благодарственные молитвы. А прислуге и стражникам приходится бдеть, ибо мало ли кто может замешаться в эту череду посетителей.
Сегодня день особый: явились посланцы от супруги самого господина Хидэтады, которая на днях прибыла из Эдо.
В военном лагере женщине делать нечего, и многие думали, что госпожа Го отправится прямо в Осакский замок. Та, однако, предпочла городскую усадьбу. И ничего удивительного, что она не замедлила прислать подарки жене главного союзника дома Токугава. Служанки несут короба и свертки, возглавляет их кормилица и нянька детей Хидэтады.
– Она хочет, чтобы эта дама заботилась о младенце во время моего отсутствия. Что это значит? Го желает иметь шпионку в моем доме, или наоборот – предлагает заложницу? – спрашивает она у монахини, появившейся из-за ширмы после ухода посетителей.
– Думаю, ни то, ни другое. Го не похожа на Ёдо, хоть они и родные сестры. И предложение ее является именно тем, чем выглядит.
– Нет уж, примем, одарим и отпустим. Не надо нам чужих кормилиц в доме. Своих хватает. – Она не продолжает, но собеседнице достаточно и легкого намека.
Пока знатные принцессы заняты делами, детей растят няньки, приобретая на господ изрядное влияние – и в руках их оказывается толика власти. Иногда немалая.
В клане Датэ такой вес имеет Ката-доно, сестра Катакуры Кагецуны: она была нянькой нынешнего князя. Но у Мэго-химэ есть собственный опыт. К сожалению.
Собеседница о многом наслышана, но так и не знает точно, была ли замешана кормилица Мэго-химэ в покушении на жизнь князя. Он-то считал, что замешана непосредственно, и кормилица поплатилась жизнью. Теперь Мэго может говорить об этом спокойно, но тогда, десять лет назад, между супругами едва не дошло до смертоубийства, причем с ее, Мэго, стороны.
Посетительница не будет напоминать ей об этом. Неучтиво – да и кто она такая? Ее, по правде говоря, и нет здесь. Официально нет. А неофициально она еще и понимает, что госпожа Го посылала кормилицу от чистого сердца, но всех остальных в том, что гостья не заложница, а Хидэтаду не держат за горло, убедить проще вот так: в тот же день отправив достойную даму восвояси.
– Но нянька не главное, главное – приглашение. Она хочет, чтоб я сопровождала ее во время визита к сестре.
– Вы, разумеется, вправе отказаться. Никто не осудит. Ваше здоровье еще не восстановилась после родов.
– Я не настолько слаба, чтобы лежать в постели. – «А и была бы слаба, – думает собеседница, – вряд ли показала бы это». – К тому же супруга господина Хидэтады не обратилась бы с такой просьбой без необходимости.
Мэго-химэ осведомлена о многом, что происходит в ставке командования. После того, как Мори Тэрумото сдал столицу без боя, гонцы здесь появляются регулярно. Но, разумеется, она не знает всего.
Всего не знает и собеседница. Но ей известно кое-что из того, что княгине Датэ неведомо. И наоборот, возможно, Мэго-химэ осведомлена о том, чего не знает дама Кодзосю.
Монахине лучше не появляться в столице. В Осаке тем более. О том, кто похитил письмо регента, широко известно. Она сама позаботилась, чтоб это стало известно. Но она также умеет быть незаметной. И те, кто следит за домом, – а за ним, безусловно, следят, – не обратят внимания на еще одну служительницу Будды, что надеется выгадать награду, вознеся молитвы за новорожденного.
– Да. К сожалению, власть господина Хидэтады еще не упрочилась. Даже среди его ближайших сторонников нет единства, что уж говорить об остальных.
– Я знаю. Некоторых пришлось приводить к миру силой.
– Не только. Один из ближайших советников покойного Иэясу-доно счел, что ваш супруг получил слишком много власти, и посоветовал Хидэтаде убить его прежде, чем господин Датэ сам посягнет на титул сёгуна. Мы все знаем, что сёгунами избираются лишь потомки Тайра и Минамото. Даже господин Ода изволил некогда приписать себе родство с Тайра. Среди потомков Минамото же первые нынче – Токугава. Давний обычай, очень давний. Однако ж, сказал наставник Тэнкай, во времена регентов Ходзё, помимо сёгунов из числа имперских принцев, было также два сёгуна из Фудзивара. Северных Фудзивара. И неважно, что воинские роды востока не были ими довольны и сочли нужным от них избавиться, правление их не прославлено, и мало кто из живущих помнит об их существовании. Прецедент существует, и никак не может быть такого, чтобы господин Датэ, столь скрупулезно подчеркивающий свою принадлежность к Северным Фудзивара, не знал об этом.
