Эномото спокоен, эта тема уже обсуждалась.
– Галаад сейчас на подъеме, и его лидеры тоже, – отвечает он.
– О да. Когда стремления населения совпадают с чаяниями власти, страна может добиться очень многого. Я просто не представляю, что бы я делал, если бы у нас было не так… Наверное, стал бы каким-нибудь бомбистом, вроде братьев Гидеоновых. А галаадиты… да, они могут торжествовать. Как там у Василья Андреича? «Нынче жребий выпал Трое, завтра выпадет другим»
[37]…
Эномото не понимает цитаты, но из вежливости не перебивает.
– И не выпустили ли мы джинна из бутылки? – продолжает Ольхин. – Это они сейчас дикари, но мы их откупорили. И подумайте: вот они – на этих богатейших землях, с этой их пуританской этикой, которую так просто не вытравить, с человеческими ресурсами в виде краснокожих, освобожденных рабов и тех, кто сюда потянется после разрешения иммиграции… и с тем, что мы им дали – современную науку и технику и терпимое социальное устройство… Да мы от них через пару столетий света белого не взвидим – все. И наши потомки, глядя на какие-нибудь Соединенные Государства Северной Америки, скажут: зачем, зачем вы открыли эту банку с червями?
– А я, как подданный императора и житель Сэндая, не вижу ничего дурного в наличии сильных соперников, – заметил Эномото. – Если бы испанцы и португальцы не полезли в наш регион со своей колонизацией, мы бы, наверное, еще лет сто в море не вышли. А когда поднимается ветер, умным людям стоит строить мельницы.
Ольхин ничего не ответил, только взял с подноса стакан виски и опрокинул содержимое единым махом.
Попов и Сакамото беседовали уже вполне подружески, чему виски вполне способствовало. До Эномото доносились отдельные фразы: «Адмирал Ли сдался, а я – нет!», «Это будет такая книга! За нее витаграфоскописты мертвой хваткой ухватятся!».
Мэри Комацу помалкивала, но напитками не пренебрегала. О чем говорили Нокс и Уайтинг, слышно не было.
Такертокеру и не надо было слышать. Он мог забыть о кровной вражде в пору революции и войны. Но теперь не время ли вспомнить, что отец Илая Нокса убил отца Айзека и вырезал почти весь клан?
Он смотрит на бывшего верховного вождя, возможного будущего президента – и его взгляд встречается со взглядом Скарборо.
Министр с главнокомандующим кивают друг другу.
Кроме капитана, оператора и этнографа, никто из команды Эномото на приеме не присутствует. Линкор стоит на приколе у пристани Хеврона – дамбу снесли, корабли могут заходить в гавань свободно. После сражения у Нантакета линкор нуждался в срочном ремонте. И независимо от того, останется ли он «Востоком» или вернет себе имя «Мария Каннон», корабль должен быть в полном порядке, а на местных надежды нет. Матросы, команда техников, артиллеристы работали с утра до ночи. Иначе Сато жизни не даст. Он даже счетоводу не давал продохнуть, хотя у Цуды в процессе ремонта и закупки потребных для него материалов и так отчетности невпроворот.
Тем слаще был отдых после вахты – театров или цирков в Хевроне пока не открыли, но можно было сходить в город выпить, если выпадала увольнительная. Или просто выспаться. Ватари был вне себя от радости: на «Гото» имелись японские газеты, которых он был лишен так долго. И теперь старший штурман с упоением читал не только разборы пропущенных им партий, но и отчет о присвоении Ямагучи Хадзимэ звания мэйдзина
[38].
У доктора Вады после военных действий работы по специальности было больше, чем за весь последний год, но теперь его пациенты, получившие раны и ожоги, встали на ноги и покинули лазарет. Сам доктор на палубе не показывался, очевидно, замышлял очередную вредность, например внеплановый медосмотр.
Коммандер Сато, проверив все что можно, вернулся к себе в каюту. На «Гото» доставили не только газеты, но и почту, и сейчас выпала минута написать ответ. Сато достал несколько чистых листов, обмакнул кисть в тушечницу и принялся за письмо:
Дорогой друг и брат Кацугоро!
Счастлив получить от тебя послание и узнать вести о наших друзьях. Особенно радует, что здоровье молодого Фудзивары Содзиро стало улучшаться. С болезнями легких шутить нельзя, чему я, увы, бывал свидетелем.
Наши дела здесь в порядке, не стоит беспокоиться, но мы, вероятно, скоро покинем место своего пребывания.
Ты просишь рассказать о генерале, возглавившем мятежную республику, и высказать свое мнение, ибо сведения из газет противоречивы. Могу сказать одно: меня радует, что нам не пришлось захватывать Нантакет штурмом, ибо мы, конечно же, его бы взяли.
Признаюсь, мысли о смерти генерала Камминса не оставляют меня, равно как и о том, что предшествовало этой смерти. То, что делал Камминс на своем суровом северном острове, кажется мне достойнее того, что творится ныне на материке, его деяния напоминают о благородстве, которым обладали наши предки и которое утратил современный мир. Но гадать о том, что было бы, если б Камминс остался жив и смог построить свое государство, Север победил Юг, красные – белых, все равно что гадать, как сложилась бы история, если бы отец первого сёгуна не погиб при Сэкигахаре. То, что случилось, – уже случилось, и неизменно. Камминс убит, и никто не знает, где его могила.
Здесь не понимают поэзии, но уверен, он заслуживает посмертных стихов.
Там за рекой
В тени деревьев
Отдых найдешь (зачеркнуто)
Плоть – земле промерзлой.
Дух свободный
Помнит верность (зачеркнуто)
Сато еще раз перечеркнул написанное. Литературного дара у него нет, это очевидно. Он скомкал лист, и начал сызнова.
Ты совсем ничего не пишешь о себе. Как твое здоровье? Как дела в академии?
У меня все хорошо…
Эпилог
Из архивов клана Датэ
И черепахе назначен срок, и дракон обратится в прах, недолговечен человекно желанием кровь его полна, с годами меняются русла рек, бессмертия нет
в словах и делах,
но нашу жажду теченье лет не осушит до дна.
Нет на свете иных временнет другой земли на земле, не ищи отраженье в воде, если желаешь саму луну, небо ломится от знамен, вэйский У-ди поет в седле, время ловит его слова, кладет камнями на глубину.
В тексте использованы: фрагмент пьесы Кандзэ Кодзиро Нобумицу «Фуна-Бэнкей» (перевод Т. Соколовой-Делюсиной), японская народная песня из сказки «Кати-катияма» (перевод В. Марковой), американская народная песня «Тело Джона Брауна» (она же «Боевой гимн республики», она же «Славься, славься, аллилуйя»), фрагменты из писем Хиджикаты Тошизо (перевод Фусиги-доно).
