Охраняб мой ел сидя перед сдвинутым в сторону котлом и горящим огнем костра, в мокрой рубашке, некрепко держа тарелку, но с грацией орудуя ложкой. Меня он не услышал, сидел спиной к избе, да и шла я босая, но почувствовал — замер.
— Не оборачивайся, — приказала, убирая иллюзию.
— Что так? — хрипло спросил.
Объяснять не стала, предупредила только:
— Артефакт подчиняющий при мне.
Понял, сглотнул гулко.
Застыл, напряженно.
Я медленно подошла вплотную, прикоснулась ладонью к рубашке так, чтобы мокрая ткань обрисовала клеймо — едва ли я рискнула бы прикоснуться к нему напрямую. А так, через ткань, провела, касаясь каждой из пяти меток. Три оставили те трое архимагов, что оставались в королевстве последними, раз этот четвертый, а вот две метки… Одну магистр ставил, много сил в нее вложил, почти выгорел, а пятую… того кто ставил пятую, последнюю, усиливая метку магистра, я не смогла определить.
Но стоило мне прикоснуться к ней — мага затрясло.
— Не бойся, вреда не причиню, — тихо сказала я.
— Не боюсь, — с трудом сдерживая ярость, произнес он, — но где твои когти, ведьма?
Я вздрогнула. Мгновенно отняла руку. Помолчала, а воинственно выдала:
— Так подпилила. Мужик же в доме, надо соответствовать.
Он усмехнулся.
А затем как-то очень странно сказал:
— Ты слишком хорошо вымыла котелок, ведьма. Он прямо сияет.
Меня пробрала дрожь. Очень медленно повернув голову, взглянула в сторону котла с похлебкой и увидела свое отражение — растрепанные волосы, виднеющиеся из-под сползшего назад капюшона, лицо девчачье испуганное, глаза широко распахнутые и ужас, который я, к стыду своему не скрыла.
— Да, меня тоже сползший на подбородок глаз напрягал меньше, чем это, — хрипло признался маг.
Я поняла о чем он – я ведьма молодая, в силу не вошедшая, то есть жертву еще не принесшая. А тут вот он весь — в моей власти и целый архимаг. Убивай не хочу просто!
И ведь что сейчас не скажи – не поверит. Выглядит все слишком уж – и караван встретила, и себе забрала, и артефакт подчинения не забыла прихватить, а ошейник все так же на нем, и прикажи я на алтарь лечь — сопротивляться не сможет.
Почувствовала себя целой владетельницей целого мужика!
Рабовладелица уже звучит гордо, а я теперь целая архимаговладелица!
Постояла, подумала. Сняла плащ с себя, откинула на ступени, с клюки сняла артефакт – демонстративно надела на шею, чтоб знали некоторые охранябы — кто тут хозяин, и, отправив клюку прыгать в избу, обошла мужика и села рядом.
Посидела, подперев кулаком подбородок, посмотрела на огонь, затем искоса взглянула на мужика и спросила:
— И как суп?
— Похлебка, — ответил он, все так же сидя с неестественно прямой спиной. — Хочешь?
Кивнула, прикусив язык, чтобы не спросить «А не отравлено ли?». Свистнула домовому, тот принес еще тарелок и ложек, себе из казана похлебки набрал и умчался в дом – он в этом лесу вообще гость незваный, потому у меня в домике и скрывается.
А вот мне архимаг похлебки налил, тарелку протянул, пристально за каждым движением следя. А едва я за ложку взялась, насмешливо поинтересовался:
— И даже не спросишь отравлено ли?
— Я хотела, — честно призналась рабу, — но решила тебя не обижать.
— Спасибо, добрая госпожа, — едко ответил он.
И видимо обиделся.
Из дома выскользнул домовой за добавкой, поцокал одобрительно, хваля повара, и умчался обратно в избу.
— Твой первый су… в смысле похлебка? — спросила я, осторожно набирая варево в ложку.
Пахло вкусно.
— Практически, — угрюмо ответил архимаг, у которого впереди была в лучшем случае смерть, в худшем безумие… а вообще-то у него впереди была я, и надо было бы ему как-нибудь на это намекнуть.
И вкус у похлебки оказался тоже потрясающим, я даже глаза прикрыла от удовольствия — вкусно. Давно я горячего такого не ела, соскучилась.
— Готовишь ты, — решила, набирая уже пятую или шестую ложку, я кажется, после первой счет потеряла.
Маг мрачно посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:
— Ты ведь уже поняла кто я. Повар из меня не лучший будет, я уже лет сорок как не готовил в принципе.
Чуть не подавилась, укоризненно взглянула на него и честно призналась:
— Просто поверь, я готовлю хуже.
Подумала, и призналась еще честнее:
— И ведьма с меня примерно такая же. Никакая в смысле.
Теперь аппетит пропал у мага, а взгляд стал очень, просто очень напряженным.
Подтверждая его худшие предположения, добавила:
— Печать будем снимать.
— Дура,- тихо, но очень отчетливо произнес архимаг.
Пожала плечами, ничуть не отрицая.
Маг же, помолчав, спросил:
— Ты природная ведьма, да?
— Прирожденная, — поправила его.
Он отложил свою тарелку и схватился за голову. Понимаю, я бы на его месте поступила бы примерно так же. Ну или сбежала. Нет, я бы, наверное, сбежала… но у него ни шанса, на мне подчиняющий артефакт.
— И что ты видишь, глядя на меня? — хрипло спросил архимаг, зажмурившись до боли в глазах — я в отражении котелка увидела.
— Беду, несправедливость, боль, — нехотя ответила я.
Он стиснул челюсти, но затем, выпрямился, чем только подчеркнул свою худобу и немощность, и сообщил:
— Эту печать не снять. Поверь, и пытаться не стоит.
— Да, но дура я, еще и неверующая, — отозвалась беззаботно. — И снимем мы ее, серьезно снимем. Я же прирожденная ведьма, так что рано или поздно, но снимем.
Архимаг посмотрел на меня так, что сразу стало ясно, где он видел меня, мою прирожденную магию и в целом мою уверенность, я лучезарно улыбнулась в ответ, сверкнув иллюзорными зелено-желтыми клыками.
И вдруг реальность изменилась!
И я на архимага смотрела, а видела иное. Дорогу, темную, залитую светом наливающейся кровью луны, бегущую женщину с двумя детьми держащимися за юбку матери, да одним в прижатым к груди, мужчин, следующих за ней и падающих одного за другим… И хотя до моего заповедного леса оставалось две версты, решение пришло быстро — взмах рукой и дорога делится на двое, уводя женщину и детей в безопасность, тихий шепот ветра и из своей норы встает леший, а по краям дороги растут-поднимаются лианы с ядовитыми шипами. И пусть не мой лес, не моя заповедная территория, но…
— Что ты творишь? — яростный шепот моего охраняба.
